Клиффорд Саймак - Что может быть проще времени
А сам ты кто, спросил себя Блэйн. Уж если называть кого-то чокнутым, то в первую очередь тебя самого. Потому что ты даже не человек.
Он вспомнил Гамильтон и Аниту Эндрюс, и его больно кольнуло в сердце – имел ли он право требовать, чтобы кто-либо, неважно, город или женщина, принял его как своего?
Он навалился на весло, стараясь оборвать невыносимые раздумья, прекратить в изнемогающем мозгу бешеную пляску вопросов.
Вместо легкого ветерка задул резкий северо-западный ветер, и на закручивающейся волнами поверхности реки стали появляться белые пенистые гребешки.
Небо, тяжелое и серое, навалилось на землю и темный крышей повисло над рекой. В прибрежном ивняке суетливо защебетали птицы, обеспокоенные ранним приходом сумерек.
Блэйн вспомнил старого священника, принюхивающегося к небу. Погода портится, предупредил он тогда.
Нет, погода меня не остановит, стиснул зубы Блэйн, яростно работая веслом. Меня ничто не остановит. Никакая сила на Земле.
Первые мокрые хлопья снега стегнули его по лицу, и всю реку ниже по течению накрыло приближающимся огромным серым занавесом. Все скрылось из виду, и только снег шелестел, падая на воду, и ветер, словно огромный хищник, от которого ускользает добыча, зло скулил за спиной.
Берег был не более чем в сотне ярдов, и Блэйн решил, что продолжать путешествие придется пешком. Как бы он ни спешил, выгадывая время, плыть дальше было невозможно.
Он сделал резкий гребок, чтобы направить каноэ к берегу, и тут на него обрушился новый порыв ветра. Дальше вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Вокруг метались лишь снежные хлопья, и река, объединившись с ветром, ритмично подбрасывала каноэ. И берег, и холмы над ним исчезли. Остались лишь вода, ветер и снег.
Каноэ резко дернуло и закружило, и Блэйн на мгновение потерял всякое чувство направления. Всего несколько секунд – и он безнадежно заблудился на реке, не имея ни малейшего представления, в какой стороне лежит берег. Все, что ему оставалось, это стараться удерживать лодку от вращения.
Ветер стал еще резче и холодней и ледяным ножом вонзался в его вспотевшее тело. По его лицу бежали струйки воды от запорошившего волосы и брови снега.
Каноэ беспомощно приплясывало в волнах. Не зная, что делать дальше, подавленный этой пришедшей с реки атакой, Блэйн растерянно подгребал веслом.
Вдруг из серого тумана всего в нескольких метрах от него вынырнули заснеженные ивовые кусты; каноэ неслось прямо на них.
Блэйн только успел напрячься, ухватиться за борта и приготовится к удару.
Каноэ со скрежетом, заглушаемым ветром, врезалось в кусты, приподнялось и опрокинулось.
Очутившись в воде, Блэйн ухватился за ветви, нащупал мягкое скользкое дно и, отфыркиваясь, выпрямился.
На каноэ рассчитывать больше не приходилось: подводная коряга разодрала полотно вдоль всего борта, и теперь лодка медленно погружалась.
Спотыкаясь и падая, Блэйн выбрался сквозь заросли ивняка на твердую землю и только тут понял, что в воде было теплей.
Пронизывая его мокрую одежду, ветер впился в него миллионом ледяных игл.
Весь дрожа, Блэйн уставился на сотрясаемые штормом кусты. Надо найти закрытое место. И там разжечь огонь. Иначе ночь не продержаться. Он поднес руку к самым глазам: часы показывали только четыре.
Светло будет еще не больше часа, прикинул он, и за это время надо успеть найти, где укрыться от бури и холода.
Он было двинулся вдоль берега и вдруг замер – он не сможет разжечь огонь. У него нет спичек. А может, есть? Все равно они мокрые. Впрочем, их можно высушить. Он лихорадочно обшарил промокшие карманы. Но спичек не нашел.
Блэйн зашагал дальше. Если он найдет хорошее укрытие, сумеет выжить и без костра. Какую-нибудь яму под корнями упавшего дерева или дупло, куда сможет втиснуться, – любое закрытое от ветра место, где тепло его тела хотя бы частично просушит одежду и не даст замерзнуть самому.
Деревьев не было. Одни только бесконечные ивы, хлопающие, как бичи, в порывах ветра.
Он пошел дальше, скользя и спотыкаясь на обломках и топляках, выброшенных на берег в половодье. От частых падений его костюм покрылся грязью и замерз, превратившись в ледяной панцирь, и все же он шел. Останавливаться было нельзя: ему необходимо было укрытие; если он перестанет двигаться, не сможет двигаться, то погибнет.
Он снова споткнулся, упал на колени. Там, у самого берега, в воде, зажатое ивовыми ветвями, плавно полузатопленное каноэ тяжело покачиваясь в волнах наката.
Каноэ!
Он провел по лицу грязной ладонью, чтобы взглянуть получше. Это было то же самое каноэ, другого и быть не могло!
Именно от этого каноэ он отправился вдоль берега.
И снова к нему вернулся!
Он напряг уставший разум в поисках ответа – ответ мог быть только один, один-единственный.
Он в западне – на крохотном речном островке.
И вокруг ничего, кроме ивняка. Ни одного нормального дерева вывернутого, с дуплом или еще какого-либо. У него нет спичек, а если б они были, то костер все равно не из чего было бы сделать.
Штанины стали фанерами и похрустывали всякий раз, как он сгибал колени. Казалось, что с каждой минутой становится все холоднее – хотя он слишком замерз, чтобы осудить о температуре.
Он медленно поднялся на ноги, выпрямился и пошел прямо на обжигающий ветер. По кустам шелестел падающий снег, разгневанно гудела исхлестанная бурей река, и наступающая темнота несла ответ пока еще не заданному вопросу.
Ночь на острове он не выдержит, а покинуть его нет возможности. Он понимал, что до берега не может быть более полусотни метров, но что толку? Десять против одного, что на берегу будет не легче, чем здесь.
Я должен найти выход, приказывал себе Блэйн. Я не умру на этом затхлом клочке недвижимого имущества, на этом идиотском островке. И не потому, что моя жизнь представляет великую ценность. Я единственный, кто может получить в Пьере помощь.
Какое издевательство! Ведь я никогда не попаду в Пьер. Я не выберусь с этого острова. Я так и останусь на этом месте, и, скорее всего, меня даже не найдут.
А когда начнется весеннее половодье, течение потащит меня вместе с прочим смытым с берегов мусором.
Он повернулся и отошел подальше от края воды. Нашел место, где ивы хоть немного защищали от ветра, и осторожно сел, вытянув ноги. Механическим жестом поднял воротник. Потом плотно сложил на груди руки, спрятал полузамершие пальцы в едва различимое тепло подмышек и уставился взглядом в призрачные сгущающиеся сумерки.
Но так нельзя, сказал он себе. В такой ситуации обязательно надо двигаться. Чтобы кровь не застыла в жилах. Надо отгонять сон. Махать руками. Топать ногами. Надо цепляться за жизнь.
