Алексей Бессонов - Ледяной бастион
– Идет, лорд Артур. Поехали…
Борьбы, однако же, не получилось – Баркхорн с места взял такой невероятный темп, что все попытки Роберта догнать его привели лишь в тому, что на скользкие, поросшие мохоподобной водорослью камни он выбрался с начисто сбитым дыханием и посиневшим лицом.
– Вы отличный пловец, – признал Роббо. – Академия?
– Не совсем так, – улыбнулся генерал, – во-первых, я родился на побережье, а во-вторых, в Академии я сражался в курсовой сборной по классическому многоборью, и плавание всегда было моим главным коньком.
– Это хорошо… – пробормотал Роберт, растирая ноги, – своим предложением вы отвлекли меня от дурных мыслей.
– На вашем месте я бы, пожалуй, порядком надрался, – тихо произнес Баркхорн, – так, чтобы наутро сходить с ума от похмелья…
– Я человек мрачный, а оттого – малопьщий, – печально ответил Роббо, – и похмелье мне тоже не помогает. Возникает, знаете, этакое чувство вины перед всем миром – и не более того. А чувства вины мне и так хватает по уши…
– Вы фаталист, милорд, – убежденно сказал генерал.
– Я? – удивился Роберт. – Что вы, Артур! Фаталист у нас, – он махнул рукой в сторону игрушечного белого строения над морем, – вон он сидит… Ара – он фаталист. А я – увы, даже этого утешения мне не дано. Папаша мой великий фаталист, на пару с его милостью лордом-канцлером… а я вот не в масть пошел – привык считать, что меру своей ответственности человек выбирает сам, без помощи папы и мамы.
– Не стану спорить, – поджал губы Артур. – Поплывем на берег?
– Да, пожалуй. Только знаете, давайте-ка лучше в прогулочном, что ли, темпе – боюсь, моя физическая форма весьма далека от идеала.
Выбравшись на берег, Роббо кое-как обтерся и изнеможенно свалился на горячий камень лежака. Баркхорн присел на песок рядом с ним и вытащил из-под вороха своей одежды высокую узкую бутылку.
– Винца хотите? – предложил он.
– С удовольствием, – Роберт сел и взял сосуд из его рук.
Пробка уже была свернута, и пластик, стремительно охлаждаясь в его пальцах, начал покрываться мелкими капельками влаги. Роббо подождал, пока бутылка заледенеет по-настоящему, и не торопясь сделал несколько глотков. Кисло-сладкий, слабо хмельной напиток неожиданно вернул мыслям потерянную ясность.
– Волшебство, – улыбнулся он, возвращая бутылку Баркхорну.
– Нет-нет, у меня есть еще, – генерал приподнял одежду и достал вторую бутыль. – Хорошо здесь, – мечтательно произнес он, вперив взгляд в далекий горизонт. – Давно я так не отдыхал. Я даже завидую лорду Арифу…
– Лорду Арифу завидовать не надо, – покачал головой Роберт. – Глупо.
– Глупо? – Баркхорн привстал и посмотрел на него с искренним изумлением. – Или вы имеете в виду – вообще?..
– И вообще тоже, – медленно ответил Роббо. – Вся штука в том, что вы видите лишь меру его власти, практически не подозревая о мере его ответственности. Ничто не дается даром, за все нужно платить. По крайней мере, у нас… лорд Ариф родился с ощущением высокой меры своего долга – да-да, не смотрите на меня с таким удивлением. Это вам он кажется сибаритствующим гулякой – на самом деле вы его просто не знаете, и уж поверьте мне на слово: случись вам оказаться на его месте, вся власть и достаток лорда Арифа показались бы вам слишком малой платой за тот долг, который влечет его вперед.
За небольщой рошицей в стороне от замка мягко свистнула, останавливаясь, турбина мощного коптера, и по ее характерному едва заметному хрипу Роберт узнал могучий «Болланд», подаренный им Кэтрин.
– Мне наверное, пора, – Баркхорн поднялся и перебросил через плечо свои шмотки, – встретимся за ужином, милорд.
Роберт кивнул на прощанье и откинулся на прикрытый полотенцем горбик-изголовье лежака. Не открывая глаз, протянул руку и нашарил в кармане рубашки узенький золотой портсигар и зажигалку.
Он медленно, смакуя, раскурил тоненькую сигару, глубоко затянулся ароматным сладким дымом и вдруг сел, открыл глаза: по дорожке, ведущей от замка к морю, мягко клацали каблучки женских туфель.
Кэтрин была одета в светлое платье с поясом и крохотными голубыми погончиками офицера полиции. Щурясь от высокого еще солнца, она беззащитно прикрывала глаза ладонью. Роберт наклонился, поднял с песка не успевшую нагреться бутылку, сделал пару глотков и встал ей навстречу.
– Привет, – женщина ласково провела пальцами по его влажным волосам и присела на лежак, – как твои дела?
– Ты что же, не читаешь сводки? – усмехнулся Роберт. – Не смотришь головидео?
– Смотрю, – согласилась Кэтрин, доставая из миниатюрной сумочки сигареты. – И читаю. Ужасаясь при этом. Я не думала, что ты решишься…
– Других вариантов я не видел, – сухо объяснил Роберт.
– Наверное… Скажи, ты ждал от меня упреков?.. возможно, истерики?
Роббо поперхнулся и вновь потянулся за спасительным вином. Кэтрин смотрела на него совершенно спокойно, и на секунду ему почудилось, что в ее глубокий серых глазах стояла боль – боль сострадания. Он мотнул головой и жадно присосался к горлышку бутылки.
– Я не знаю, – честно ответил он. – Я ждал… непонимания.
– От офицера полиции?
Роберт вскочил на ноги и медленно зашагал вокруг лежака, размахивая наполовину опорожненной бутылкой.
– Ты, к сожалению, до сих пор не совсем правильно представляешь себе ту роль, которую нам приходится играть в сложившейся ситуации…
– Представляю, – перебила его Кэтрин, – но не могу сказать, чтобы она мне нравилась.
Роббо остановился и внимательно посмотрел на нее.
– Нет, – сказал он, – ты все-таки не представляешь. Да! И не представляешь именно потому, что смотришь на вещи глазами копа. Как ни крути, но в глубине души ты убеждена, что Закон незыблем, что он регулирует все и вся… Так когда-то и было. Надеюсь, что когда-нибудь так оно будет… но сегодня – сегодня закон во многих случаях бессилен. Нас угораздило родиться в эпоху великой нестабильности, человечество балансирует на грани, и поверь мне – тут уж не до Закона! Мы катимся, мы неудержимо катимся вниз, еще совсем немного, и мы вернемся в пещеры. Но даже и там мы долго не продержимся, потому что не сможем жить на наших – чужих в общем-то – планетах без теплых сортиров и гарантированного куска мяса!
– Мне не совсем понятны твои рассуждения, – заметила Кэтрин, – к чему ты это говоришь?
– Сейчас поймешь, – Роберт поморщился и вновь приложился к бутылке. – Я хочу объяснить тебе, чего ради я убиваю детей… Понимаешь, Кэт, сегодня мне уже ясно, что организованные силы Бифорта – я подразумеваю его спецслужбы – в сложившейся ситуации ничего сделать не смогут. Они неповоротливы… у нас нет настоящих специалистов, Мерсар откровенно туповат и пугается собственной тени. Вся недолгая история его лавочки – это история сплошных провалов. Да-да-да, провалов! Не надо делать такие удивленные глаза… все операции бифортской СБ заканчивались черт-те чем, уж я-то это знаю. У них гибнут люди, во многих случаях Мерсар, панически боящийся риска конфликтных ситуаций, попросту бросал своих людей на съедение оппонентам. Так было пять лет назад на Ламине, когда разведка ВКС ОМ захватила фельдмаршала Коморовского, так было на Фарнзуорте, в этой грязной истории со спятившим аврорским капитаном… боится Мерсар – боятся все остальные. У них связаны руки, и связаны они миллионом канатов – тут и дурацкая наша дипломатия, и вечные интересы наших промышленников, которые ну очень не хотят какого-либо обострения в отношениях с Авророй, и тот же самый Закон. А нам закон не писан, Кэт! Мы – мафия, мы играем на тонких и звонких струнах противоречий… У нас целый штаб молодых фантазеров сидит и думает, какую пользу можно извлечь из конфликта интересов тех или иных семей. Они, эти парни, законом не связаны, они на него попросту плевать хотели – и вот мы играем. Плохо ли, хорошо ли – но за пару недель мы сумели раскрутить кончик ниточки, которая ведет в самый, по-видимому, мрачный из всех сегодняшних клубков: это происходило на твоих глазах. И не просто раскрутили, нет – мы дерзнули перейти в наступление! Да, мы уделали массу людей, мы сто раз нарушили тот самый Закон… но представь себе – а если бы мы действовали строго в его рамках? Сколько бы времени эти действия заняли? Месяц, два, три? Мне кажется, что даже больше. И не надо, ради бога, морщиться при слове «мафия»! Ты знаешь, что в Империи, в период самого яркого ее расцвета вне закона находилась одна пятая всей ее экономики? Одна пятая, Кэт, это двадцать процентов, с ума сойти можно! Казалось бы, в Империи, со всеми ее немыслимыми свободами – какой, к черту, был смысл прятаться? Но прятались, создавали свои империи в Империи, свои армии, свои флоты, укомплектованные самыми отмороженными асами… весь этот бардак, Кэт, он играл свою роль: он давал высокие шансы самым активным, самым смелым и талантливым, и в итоге человечество смогло совершить невозможное – выжить в самой жуткой из всех известных нам войн. А дальше… ты сама знаешь. В тех же Объединенных Мирах порядок железный, да? Есть лорд и есть его, лорда, ленные люди. Все известно от начала и до конца, от рождения и до смерти. Преступности нет как таковой, потому что воровать вроде как бессмысленно, сословная лестница незыблема, и никакое богатство не поможет запрыгнуть на следующую ступеньку. Человеческая активность сведена к нулю, и результат виден невооруженным взглядом – все гниет. Гниет! Это Кори может вопить о величии «порядка» и низменности нашего «хаоса», но я-то хорошо знаю, что мы с нашим хаосом под ручку можем раздавить Объединенные Миры за считанные месяцы, просто пока в этом нет необходимости. И вот возникает вопрос – а что же, собственно, дальше?.. Человечеству угрожает внешний враг, о самой возможности существования которого мы все давно позабыли, враг этот играет с нами в какие-то очень темные игры, но мы – бессильны! Мы закостенели в своей любви к Порядку, нам страшно представить себе всю безжалостность ситуации… и что же, ты предлагаешь мне действовать в рамках наших традиционно идеалистических представлений о Добре и Зле? Что ты молчишь? Отвечай!..
