Дмитрий Биленкин - Лицо в толпе (сборник)
— Муж, упорный в своих намерениях, — заметил Шорохов.
— Бульдозер, — кивком подтвердил Гриднев. — Такими любое дело крепко.
— И познание тоже?
— Странный вопрос! Он же ученый, или, как теперь принято говорить, научный работник.
— Признаться, он мне не показался таким, когда все требовало от него мысли.
— Это когда же?
— Когда обсуждалась идея морской цивилизации.
— А-а! Но это же так, умственный экзерсис… Я тогда говорил не как ученый, значит, и Этапин не мог им показаться.
— Он что, как Луна, светит отраженным светом?
— Ничего подобного! — отрезал Гриднев. — Очевидно, я неудачно выразился. Этапин не светит и светить не должен, потому что он ученый-администратор. Совсем другая функция, ясно? Так вот к чему все эти окольные расспросы… Действительно, фигура новая, для вас, литератора, непривычная, как будто ученый и вроде бы нет — загадка! Нет тут загадки. Обычное следствие разделения труда, ничего больше. И знаете что? Такой, как я, романтик без Этапиных сейчас немногого стою… Да, да! Нравится мне это или нет, таковы обстоятельства.
— Можно подумать, что вы зависите от Этапина, а не наоборот!
— Зависит ли мозг от мышц и жира? Поверьте, это не пустая аналогия. Дни Ньютона и Менделеева, увы, миновали… Наука становится сложным организмом, и каждый из нас, теряя самостоятельность, превращается в клеточку ее тела. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. О, не думайте, Этапин по-своему весьма изобретателен и умен! Только если я могу проявить себя и в околонаучном споре, то он в этой ситуации бледен и жалок. Вот если бы я строго обосновал перспективную идею, поманил многообещающим результатом, тут, будьте уверены, Этапин бы развернулся, и на стадии осуществления плана уже я выглядел бы невзрачно. Как это у Пушкина? "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…" Сказано о каждом. Сейчас Этапину просто не к чему приложить свои способности, разве что к камешкам. Тут энергия, страсть — все при нем. Да вы взгляните!
Обернувшись, оба посмотрели на приземистого человечка в закатанных штанах, который упорно рылся в песке, водорослях и гальке, тогда как вокруг гремело море. Странная ассоциация: Шорохову он на мгновение показался озабоченным гномом.
— Эй, — окликнул его Гриднев. — Как старательские успехи?
Чуть вздрогнув, Этапин приподнял голову, натянуто улыбнулся и развел руками.
— Бедно. Так, мелочь…
Взгляд Гриднева, рассеянно скользивший по мокрому песку, вдруг задержался и сузился.
— Мелочь, говорите? Ай-ай-ай… Ну, если вы считаете мелочью то, на что едва не наступили…
— Где? — Этапин обернулся и подскочил. — О-о!..
— Так как? — наивным голосом осведомился Гриднев. — Везет новичкам или я ошибся?
С тем же успехом, однако, он мог обратиться к морю, потому что для Этапина теперь, похоже, существовал лишь красновато блеснувший в его пальцах янтарь. У него даже руки тряслись, когда, счистив песок, он поднял камешек, чтобы взглянуть на просвет.
От внезапного вскрика шарахнулась ближняя чайка.
— Сюда… Скорее сюда!
Гриднев недоуменно взглянул на Шорохова, тот — на Гриднева, и, опережая друг друга, оба скатились с откоса. Их ноги тут же лизнул пенный прибой, но им было уже не до этого. Предынфарктное выражение лица Этапина так напугало поэта, что он и не посмотрел на находку. Гриднев же выхватил янтарь, вгляделся и, как безумный, затряс головой. Ничего не понимая, Шорохов заглянул через плечо.
Часть поверхности красноватого, размером со спичечный коробок янтаря была матовой, что обычно для скатанных морем камней. Однако потертости не могли скрыть очертаний просвечивающего изнутри диковинного, с двумя саблевидными выступами по бокам челюсти, шипастого существа. Изображение казалось небрежно сотканным из светлых и темных прожилок, и эта своеобразная игра природы, из ничего создавшая грубоватый, но выразительный образ, поразила Шорохова. Однако не дала ответа, чем так потрясены ученые.
— Страгопитус… — рот Гриднева, казалось, свела судорога.
— Он, — свистящим шепотом отозвался Этапин. — Никаких сомнений…
— Но это невероятно!..
— И все же… Видите?
— Да, да…
С усилием приподняв руку, Гриднев подставил янтарь лучам закатного солнца. Тот налился красным, чудовище в нем, казалось, сверкнуло глазами.
— Какой красавец… — Этапин хотел улыбнуться, но вышла гримаса. Поздравляю…
— Да объясните же, наконец! — взмолился Шорохов. — Что случилось?
— Многое, — все с той же, похожей на гримасу улыбкой Этапин обернулся к поэту. — Помните рассуждения о подводной цивилизации? Смело, безумно и… Доказательство в руках у Гриднева. Нет, каково? — Пьяно блестя глазами, Этапин хихикнул, но, пересилив себя, закончил строгим, даже торжественным голосом: — Короче, в «Нейчур» была фотография недавно открытого глубоководного существа, портрет которого мы сейчас видим в янтаре. Отсюда следует, что это изображение скорее всего создано не человеком.
— Не человеком… — рука Гриднева с зажатым в ней янтарем упала. Он ошалело уставился на море. — Я сплю или… Цивилизация, которую я придумал, словно сама подкинула мне этот янтарь!
Шорохов отступил на шаг. Этапин зашелся в лающем смехе.
— Я искал, а вы нашли!.. Какая ирония, нет, какая ирония! Теперь это факт, а я-то, скептик, я-то!..
Его скорчило, он закашлялся и побагровел.
— Хватит! — вскричал Гриднев. — Что за истерика! Вы ученый или кто? Ничто не доказано, янтарь надо всесторонне исследовать.
— Извините, — будто стирая что-то, Этапин провел по лицу ладонью. Нервы… Завидую вам. Мне организовать анализы или вы сами займетесь?
Казалось, Гриднев заколебался. Обдав ноги пеной и брызгами, с шорохом прокатилась волна. Никто не шевельнулся.
— Никаких "или", — с внезапным ожесточением проговорил Гриднев. Во-первых, вы специалист, во-вторых, если бы не ваш поиск… Что же это такое, я уже сам себе не верю! Так материализоваться фантазия не могла, и все же это случилось…
— В жизни случается все, — тихо сказал Шорохов. — Тем более вероятное.
— Да, конечно… Берите эту чертовщину. Берите и расколдуйте.
Гриднев протянул янтарь, словно отстраняя его от себя. У Этапина задергалось веко.
— Так просто… — едва различимо прошептал он.
— Что? — не понял Гриднев. — Берите же, черт возьми!
Пальцы Этапина дрожали, точно готовились принять раскаленный уголь, взгляд рыскнул в сторону.
— Сейчас, сейчас, сердце…
Его рука все же продолжила движение, пальцы коснулись янтаря. И тут по ногам всех троих ударила волна, вскипела водоворотом, потащила ставший зыбким песок. Этапин находился ближе всех к морю, он покачнулся, рука с зажатым в ней янтарем нелепо вскинулась, и прежде чем кто-то успел опомниться, он рухнул в воду.
