Анатолий Маркуша - Приключения капитана Робино
АВТОР: Свой стеклянный дворец я строил долго, что называется, с переменным успехом, постоянно переживал какие-то трудности: то элементарно не хватало денег, то свободного времени не было, то возникала чисто техническая проблема, например, в стекло гвоздя не вбить, шуруп не ввернуть, спрашивается, как же навесить двери? Но в конце концов дом все-таки оказался подведенным под крышу, и хотя въезжать в мои хоромы было рановато, следовало как-то обставить, обуютить жилплощадь, я решил не откладывать в долгий ящик и спраздновать новоселье. Первыми пригласил аэроклубовских мальчишек, которые старательно и совершенно бескорыстно помогали мне. Справедливости ради, отмечу — мальчишки были не просто и не только дармовой рабочей силой, но и моими увлеченными единомышленниками, они много чего напридумывали, наизобретали, пока дом стал выглядеть действительно домом, а не свалкой отработанной тары.
В назначенное время ребята пришли шумной ватагой и притащили кота. Объяснили: чтобы в доме было все благополучно, первым переступить порог должен обязательно кот. Это народная примета! Признаться, в абсолютную народную мудрость я не очень-то верю, но возражать не стал, тем более, что сам по себе кот мне понравился — он был пушистый, дымчато-серый, в белых «носочках».
Раскинув на сверкающем стеклянном полу зимние моторные чехлы, позаимствованные у техслужбы, мы уселись кружком и начали гулянье. Дом был скромно «обмыт», победила, как полагается, дружба, кот незаметно сбежал. Таким было самое начало.
Жизнь постепенно, я бы даже сказал — осторожно, стала втягиваться в будничную, хорошо наезженную колею.
Хотя!
Хотя без приключений у меня никак не получается. Нежданно-негаданно в мой дворец припожаловала «Рязань», да еще с подарком на новоселье. А подарок был на смешных толстых лапах, круглоголовый щенок немецкой овчарки. Вручение щенка сопровождалось таким трогательным текстом:
— Долго я вспоминала твоего красавца пса, который так странно пропал перед самым твоим исчезновением из Москвы. Его звали Тимоша, да? Как он тогда в скверике шикарно на моего бывшего мужа ощетинился, восторг!
— А откуда ты узнала, что Тимоша пропал?
— Точно теперь уже и не помню, но скорее всего от Юли; она очень пристально твоей персоной интересовалось, всегда меня подначивала, а мне-то кажется, ох, готова была Юлька со мной сменяться, да Генерального опасалась…
Странно, — подумал я, — конечно времени прошло много, и я уже не мог с уверенностью сказать, делился я с Юлей — вот, мол, Тимоша пропал, или она черпала информацию о моей жизни из каких-то ей одной известных источников? И опять недобрые мысли закружили в голове. Всю жизнь меня не покидает чувство, будто я живу под увеличительным стеклом. Но почему? Ни к каким сверхсекретам, вроде, не причастен, делаю свою работу, на мой взгляд, вполне добросовестно, с людьми общаюсь открыто, так чего уж за мной досматривать?
О своем втором муже «Рязань» не упомянула, а я не стал ничего спрашивать. Найдет нужным, сама скажет, как ее семейные дела складываются, а нет — так и не особенно мне хотелось.
За пустячными нашими разговорами не заметил, как начало быстро темнеть. «Рязань» потянулась всем телом и неожиданно спросила:
— Не возражаешь, если я тут заночую? — и прежде, чем я успел ей что-нибудь ответить, — сказала: — в багажнике надувной матрац, спальник и все прочие причиндалы автотуриста, вот ключи… Принесешь, Максим?
Никогда я не умел отказывать женщинам.
Помню, в молодости мама моя как-то заметила, какое счастье мол, что родился мальчиком. Не поняв, что она имела в виду, я поинтересовался, почему это счастье. «Ну, как же, родись ты женщиной, пропал бы на панели». Мама умела сказать свое веское слово.
Да, чтобы не забыть! Мебели в моем новом доме все еще не было, хотя телевизор уже занял красный угол и без устали демонстрировал мне сцены из жизни, творившейся за пределами аэроклуба.
Неожиданно — да, да — опять неожиданно, опять — вдруг — я «встретился» на телевизионном экране с Любой Агафоновой, то есть с майором милиции, кандидатом юридических наук Любовью Михайловной Агафоновой, она была гостем какой-то криминальной программы и деловито вещала о росте преступности в стране, о новых мерах пресечения правонарушений и о чем-то еще, что меня не слишком заинтересовало. Свое внимание я сосредоточил на огрузшей, немолодой, адски уставшей женщине и думал: все проходит, — сказал когда-то мудрый царь Соломон, прошла и милая Люба, будто испарилась, словно исчезла, как утренний туман. Но ведь была? И не стоит огорчаться…
Вот тебе и будничная, накатанная колея!
А тут еще появляется в поле зрения Валя. Приехала с сыном. Выглядела она просто сказочно здорово, хоть на обложку модного журнала ее портрет помещай. О том, что она ушла с летной работы я слыхал, а вот о новом ее занятии услыхал впервые — водит экскурсии в авиационном музее… Почему не знаю, но разговор у нас как-то не очень клеился.
И только когда ее парнишка побежал следом за щенком на волю, она спросила:
— На кого, по-твоему, парень похож?
— Только не на тебя, подруга, это уж точно.
— Все говорят — чистой воды грузин…
— А на самом деле?
— Какараз! — усмехнулась Валя своей особенной, снисходительной улыбкой.
— Смотрю на тебя, слушаю и никак, подруга, не пойму… ты какая-то другая стала, но чем — не улавливаю?
— «Есть ли тот, кто должной мерой мерит
Наши знанья, судьбы и года?
Если сердце хочет, если верит,
Значит — да». —
Это, Максим, из Бунина строчки. Как я понимаю — о боге… Мне так высоко не подняться… прочла в первый раз и подумала о тебе. Скажи, только честно, осуждаешь меня?
— За что, подруга?
— За то, что бросила летать, за бабское мое безнравственное существование? Ты правильно почувствовал — я на самом деле другой стала. Осуждаешь?
Надо было выдержать паузу. Надо было ответить не суетясь и не виляя, и так, чтобы по возможности не спровоцировать Валю на сердечные излияния. Подумав я сказал:
— Нет, ни в чем я тебя не осуждаю. И очень хорошо, что при тебе растет сын. На слове «сын» в дом ввалился посыльный от начальника аэроклуба (телефона у меня еще не было, мальчишке пришлось бегом нестись).
— Срочно! Бегом! — с трудом переводя дыхание выговорил парень. — В штаб!
Что случилось, почему такая спешка возникла, посыльный не знал. Пришлось оставить на хозяйстве Валю, а самому поспешать на аэродром. Уходя я сказал:
— Надеюсь это ненадолго, скоро вернусь. Не прощаюсь… А тревога оказалась не тренировочной и затянулась надолго.
