Михаил Васильев - Искатели
— Ничего, — отозвался Ахилл. — За спектакль им еще отдельно суток двое добавят.
— И еще год расстрела мелкими камешками, — с неудовольствием проворчал кто-то.
Сверху со звоном, будто капли воды, падали подвески люстры.
Попугай, ошалевший от взрывов, выстрелов и криков, наконец, обрел голос, оказавшийся почему-то сильно шепелявым.
— "Шпирт! Шпирт!" — раздавалось в разгромленной аптеке.
***
Из-за крыш домов видны были мачты, сейчас перекошенные вкривь и вкось, с черными обрывками парусов. В воздухе висел постоянный теперь запах гари, но его уже не замечали — привыкли. Улицы опять стали пустыми.
Опершись на подоконник, Платон смотрел на окно Дианы, напротив, по ту сторону Андерсеновского моста. Было заметно, как там блестит зеркало. Архаичное стеклянное зеркало, никакое не электронное — включающееся-выключающееся. Мост этот, между ними, немного перекосило после взрыва "Млечного пути". Платон даже помнил ощущение, как будто оставшееся в подошвах ботинок, когда приходилось пробираться по нему — немного боком.
Сейчас он мысленно подсчитывал, сколько еще дней до конца лета. Эта мысль теперь была с ним всегда.
"Может, все-таки улететь назад? — подумал Платон. — Ни на какой не на Марс, не за сокровищами этими призрачными, а обратно домой, в фамильную квартиру, к хомяку Бориске, к лекциям".
Он ощущал, что скоро придет к этому, перестанет сопротивляться таким мыслям. Вот-вот решение станет очевидным и необратимым.
Наверное, это же ощущение испытывает узник, желающий бежать из своей тюрьмы.
— Жаждущий, — пробормотал Платон.
Только его, в отличие от узника, вроде бы ничего здесь не удерживало. Вроде бы?
Как долго он мечтал о моменте, когда он встанет у входного люка восстановленной, совсем готовой "Обсидановой бабочки" и ударит в судовой колокол. Висящий там на специально приваренном кронштейне. Сигнал к отлету. Перед самым выключением солнца, чтобы мгновение получилось особо торжественным.
Но, кажется, этой мечте так и суждено было остаться мечтой.
"Мечтою, — мысленно повторил он. — Ну все, хватит жить в дыре. Как пишут в бумажных Титаночевых книжках — "в самом подлинном значении этого слова".
— Никакого здоровья на это безделье не хватит, — пробормотал он.
— Безделье — само по себе болезнь, — конечно, тут же проквакал в кармане компьютер.
Восстановление "Обсидиановой бабочки" остановилось, замерло намертво. Совсем бессмысленным стало это постоянное нетерпение внутри.
Где-то скрипел приближающийся велосипед. Платон терпеливо ждал, чтобы увидеть, кто это. Это, конечно, оказался бригадир Карл. Он остановился напротив окна Платона.
— Ну вот, — заговорил Карл. — Все катаюсь, езжу повсюду, перемещаюсь по зову печени. Не знаю только, куда. Как теперь жить — весь этиловый запас пираты выжрали. До следующего завоза теперь ждать и ждать. Иссяк спирт мой насущный. Я слышал, сейчас синтезаторы такие изобрели, которые воду в спирт превращают. У вас есть? — с надеждой спросил он.
Платон отрицательно покачал головой.
— А у вас здесь оранжерея, кажется, была? — подумав, в свою очередь спросил он.
— Оранжерея-то есть. И грибная ферма есть. А что толку… — Карл остановил себя, помолчал. — А вам как здесь теперь? Чем занимаетесь? — спросил он. Наверное, не представляя, что кто-то может вообще ничем не заниматься, бездельничать.
— Мое занятие теперь — ждать, — отвечал Платон. — Жду и еще воображаю вот, как мостик этот скоро рухнет. Может, вместе со мной.
— Починим, если вам надо, — рассеяно сказал гомункулус.
"Вот уж нелепая смерть может состояться, — подумал Платон. — Осенью хватятся меня, и даже объяснить никто не сможет, как я погиб, где и почему".
— …Что сами не выпили, то уничтожили, разбили, — оказывается, говорил о чем-то Карл. — Сегодня сдали их, Томсона с Джеррисоном, космопатрулю полицейскому. Забрал мутантов этих полицейский один. Точнее, одна. Эффектная такая женщина.
— Вижу я, как вы чините, — не сдержался Платон. — Тарелку не ремонтируете, а развлекаетесь: то играете, то стреляете. Сколько времени прошло, и все на том же месте.
— А теперь и чинить уже не надо, — произнес что-то непонятное Карл. — Само все восстановилось… А если про спирт, то я уже и из грибов пытался его гнать, но безуспешно…
— Погодите, как само?.. — прервал его Платон.
— Все новенькое теперь стало, — совсем непонятно отозвался маленький гомункулус. — Да! Не научились еще такие деревья выращивать, чтоб на них выпивка и закуска росли.
— А я слышал, на Земле, еще в древности у карибских пиратов такие были, — подумав, заговорил Платон. — Они, впрочем, всегда там были. В Центральной Америке есть такие пальмы…
— Винные пальмы! — подсказал из кармана вездесущий компьютер, сразу догадавшийся о чем речь.
Карл почему-то сдвинулся с места. Развернулся, описав на своем велосипеде полукруг по улице.
Платон уловил его взгляд, направленный на остров:
— Нет, там не винная, я ее видел… Так вот, — продолжал Платон. — Когда-то пираты обрубали верхушку у такой пальмы, дробили в ней сердцевину, а потом пенек этот затыкали затычкой. Через несколько недель внутри получалось вино. Грубоватое, может быть, но для пиратов годилось… Так и до зимы здесь можно просидеть, — помолчав, опять заговорил Платон. — Хотя здесь зимы не бывает. Здесь вообще ничего не бывает.
— Да ладно, — заговорил гомункулус. — Молодежь опять что-нибудь придумает, учинит.
— Учинит, в этом сомнений нет. Вижу, что вы передумали тарелку клеить, — горько завершил Платон. — Попадалово с этими марсианскими сокровищами.
"Даже сны о Марсе перестали сниться", — мысленно добавил он.
— …А ром на галеоне был, на "Млечном пути", — говорил Карл. — Только он теперь в море и морской водой слишком сильно разбавлен. Черт меня побери, джентльмены, если это не так. Как сказали бы два этих удода… — Он провел рукой по затылку, будто искал там колпак с бубенчиками. — Да, война на астероиде Зима! Пять выстрелов, я считал, и еще один взмах шпагой — это уже Эпильдифор. Вот уж понюхали пороху. Нанюхались.
В комнате зазвенел звонок местной виртуальной связи. На тротуаре перед домом медленно стал проявляться полупрозрачный призрак.
"Кукулькан", — узнал Платон.
Постепенно стало заметно, что прозрачный индеец выглядит чем-то необычайно довольным, будто непохожим на самого себя.
— Все! Закончился злой рок, — воскликнул он. — Оказалось, и добрый рок тоже бывает. Открытие сделали, радуйтесь, профессор! Открыли не что-нибудь — эффект обратимости времени. Наконец, свершилось!
