Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной
Ночью всех переполошил Сет, он жаловался на дикую боль в ноге, временами по его телу пробегали судороги. Я снова ввела ему обезболивающее, но Сету от него стало только хуже. Я и сама чувствовала себя вялой, а глядя на мучения Сета, ощущала ломоту в суставах. Первым догадался Вулканс.
— Мне кажется, — начал он, — амброзия приобрела в незнакомой почве новые свойства. Все мы сегодня ели ее перед сном, и, полагаю, не только Сет или я, но все сейчас испытывают некоторый дискомфорт. Мы все отравились амброзией, хотя на Олле я не помню ни одного случая отравления этой травой. Вот что, по очереди выскажитесь, кто как себя чувствует.
Первым на ломоту в суставах пожаловался Озерс. Аргус дополнил его, сказав, что у него болят глаза, он с трудом переводит взгляд. Вскоре выяснилось, что, кроме ломоты в суставах, девушки чувствуют, особенно на коже лица, зуд. Я это тоже чувствовала.
— Ну что же, — подвел черту Вулканс. — Противоядия у нас все равно нет, остается уповать на здоровые силы в организме и на Бога, возможно, это еще не конец, будем жить. — (Хотя ему, видимо, было хуже всех. Должно быть, возраст сказывался.) — Поскольку всем досталось одинаково, есть предложение разойтись по койкам и принять то, что нас ожидает, молча.
Так мы и сделали. Промучившись немного, я перенесла свою постель поближе к Вулкансу, однако ему было гораздо хуже, чем мне. Он то стонал, то метался на постели, то вдруг начинал чесаться. Одним словом, я не посмела до него даже дотронуться. Мне было жалко его, жалко себя, жалко всех остальных, я потихоньку плакала в подушку и… не заметила, как заснула.
Проснулась я рано, испытывая ужасный голод. Вулканс спал спокойно, мерно дыша. Я взглянула на него с нежностью и вдруг замерла: он изменился. Первое, что я заметила, — это ровный медный цвет его волос, еще вчера бывших пегими от седины. Присмотревшись внимательнее, я вдруг с радостью отметила, что кожа на его лице расправилась, морщины исчезли, и вообще Вулканс помолодел и выглядел так, как будто ему не больше двадцати лет. Вулканс выглядел моим ровесником! Я засмеялась и стала целовать его лицо. Он проснулся, открыл глаза, поморгал ими и сказал:
— Мрай, какая ты красивая! И молоденькая…Я снова рассмеялась:
— А ты? Ты не хочешь на себя посмотреть? Вставай, идем! — и подвела его к зеркалу. Вулканс долго рассматривал свое отражение.
— Глазам не верю! — наконец высказался он. — Что случилось?
— Наверное, это амброзия. Пойдем посмотрим, что с Сетом.
Мы пришли к Сету. Он также выглядел помолодевшим. Вулканс разбудил его:
— Сет, вставай!
Сет потянулся, открыл глаза и с удивлением уставился на Вулканса:
— Бог мой! Ты кто? Вулканс? Или мне кажется?
— Сет, ну-ка пошевели сломанной ногой.
Сет с сомнением посмотрел на него, поморщился и вдруг схватился за ногу:
— Послушайте, ребята, у меня вроде как нога зажила… Ну-ка… — Сет торопливо развязал жгуты и, отбросив лубки, встал на ногу. Притопнул, затем подпрыгнул на ней. — Ей же Богу, зажила! А ты, Вулканс, совсем пацаном выглядишь. Что случилось? А как я голоден! С удовольствием бы сожрал сейчас быка!
— Правда, — сказал Вулканс. — Я бы тоже тебе помог. Мрай, приготовь что-нибудь, в желудке вакуум.
— Иду, — сказала я. — Иду, мои родненькие. Вулканс, а ты взял бы у Марса автомат с оптикой, да и подстрелил бы какую-нибудь местную птицу. Хотя ладно, консервами обойдемся!
Глава 9
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МИШКОЙ, ИЛИ ПАНАЦЕЯ
Перелет до Белого Яра занял у меня два дня. После ночевки в свердловском аэропорту Кольцове я снова на «АН-24» летел два часа до Березова. Старинное сибирское село произвело на меня впечатление заштатной деревеньки: здание аэропорта напоминало скорее автостанцию где-нибудь в удаленном райцентре Ставропольского края, отличаясь от нее, пожалуй, только установленным на площадке перед входом постаментом со списанным вертолетом, не то «МИ-2», не то «МИ-4», совсем крохотным, меньше моей машины, я таких и не видел. У нас в Афгане меньше «МИ-8» вертолетов и не было.
Потоптавшись у постамента, я зашел в столовую, серую и темную, съел невкусный борщ с котлетами, затем поплелся снова в здание аэропорта. Послонялся, изучая расписание, стенгазеты и различные плакаты. Внезапно ожили скрытые где-то динамики, откашлялись и объявили, что желающие улететь в Белый Яр могут приобрести билеты в кассе. Желающих было много, я не рискнул сунуться в эту толпу с больной ногой. Решил переждать. Однако, когда после третьего внерейсового вертолета толпа у кассы не уменьшилась, я психанул и направился к начальнику аэропорта, положил перед ним удостоверение участника войны, указал на раненую ногу и сказал, что, если он не поможет, мне придется у него в порту прописаться, так как в порядке беспорядочной очереди мне билета ни за что не купить. Он заверил меня, что билет мне выдадут вне очереди и в любой момент.
И правда кассир сама попросила людей уступить мне дорогу и, выписывая билет, ласково попеняла, почему я не поговорил с ней, она же понимает, посадила бы давно. Я сослался на свою неграмотность и положил билет в паспорт. Снова объявили посадку, я подхватил «дипломат» и побрел, опираясь на свой батожок, к выходу на летное поле. Сопровождающая, проверив билет, подвела меня к автобусу «ПАЗ» и, вяло пререкнувшись с водителем, велела мне садиться, он довезет до вертолета.
— А то пешком очень уж далеко будет, — пояснила она.
На «восьмерках» я летал. Но не гражданских. Даже как бы с недоверием влез, уселся на боковое сиденье. Однако привычные предстартовые манипуляции экипажа меня успокоили, и я стал смотреть в иллюминатор. Первое впечатление от полета было странным: внизу одни сосны и болота, как они здесь ориентируются? Вскоре показалась река с плывущей по ней баржей. Потом река отвернула в сторону, а впереди замаячили бетонные пятиэтажки. Через несколько минут мы сели.
— Это Белый Яр? — спросил я у соседа.
— Да, да! — закивал тот, морщась от гула двигателей.
Я подхватил «дипломат» и неразлучный батожок и неловко выполз из вертолета. Механик закрыл за мной люк, и вертолет, резко увеличив обороты, взмыл вверх. Я огляделся. Песчаная взлетная полоса была окружена редкими чахлыми соснами, сквозь которые на противоположной стороне угадывались какие-то строения. Собственно, песок был везде, где не росли деревья. Вертолетная площадка, выложенная бетонными плитами, казалась здесь чужой. Невдалеке стояло крохотное здание аэропорта, весь второй этаж которого занимала застекленная диспетчерская. Я двинулся к нему, соображая, что выход где-то там. Тем более все туда и шли. Дохромав, принялся осматриваться, где что находится, затем снова вышел на улицу. Несмотря на то что была уже середина мая, ветерок чувствовался зябкий, большинство пассажиров были в плащах или нейлоновых куртках.
