Пол Ди Филиппо - Странные занятия
Я вздохнул. «Жукоточцы» уже поливали отходы из шлангов, накрывая их слоем пожирающих токсины бактерий-«жуков». К завтрашнему дню все будет обезврежено, и можно продолжить снос.
Если, конечно, предположить, что нам удастся договориться с невесть откуда взявшимися сквоттерами.
Мы втроем направились к старому многоквартирному дому, где ребята из бригады Холли видели незаконных поселенцев. Это было большое ветхое строение, и, на первый взгляд, в его тенистых недрах ничто не шевелилось.
Подойдя к дому, мы какое-то время постояли в недоумении. Наконец я крикнул:
— Эй, вы, внутри! Меня зовут Майк Ледичэпл, я старший на этой стройке. Как насчет того, чтобы выйти и поболтать?
Целую минуту никакого ответа. Потом тени в пустом дверном проеме как будто шевельнулись, и часть их отделилась.
Крупный мужчина, с головы до ног одетый в застиранную голубую джинсу, спустился с крыльца. Он не был чистокровным черным, но близко к тому. Наверное, афро-индеец с примесью латиноамериканской крови. Бандана стягивала длинные прямые черные волосы, не позволяя им падать на лицо. На правом бицепсе в качестве украшения виднелся тонкий пластмассовый шнурок — выглядел он как шпагат на валуне.
Шагая через разделяющую нас ничейную полосу, он не смотрел ни налево, ни направо — его взгляд не отрывался от меня.
Не дойдя около фута, он остановился. Я уловил запах его пота.
— Кувалда, — сказал он, протягивая руку.
Кольцо было изготовлено из зачищенных проводов, колечек от банок с содовой, цветной пластмассы, нескольких поцарапанных «драгоценных камней» из детской игрушки. При рукопожатии оно врезалось мне в ладонь.
— Наверное, я могу говорить от имени всех, — сказал Кувалда, сжав мне руку ровно настолько крепко, чтобы показать, что сохранил про запас. — То есть если ты уверен, что знаешь, о чем хочешь говорить.
2
Возьмите ширококостную женщину и навесьте на ее скелет две сотни фунтов жира и мускулов. Добавьте длинные с проседью волосы, обычно связанные в неряшливый узел. Прочертите на лице морщины, чтобы показать, как глубоко зашла зависимость от синтетических эндорфинов, на которые она подсела в одном пакистанском госпитале. И в качестве завершающего штриха спрячьте ее левый глаз под нелепой черной повязкой, как у пирата.
— Касс, — спросил я напрямик примерно через месяц совместной работы, — она настоящая?
Сразу поняв, о чем я спрашиваю, она приподняла матерчатую чашечку.
— Потеряла в Афганистане, пока работала в «Medecins Sans Frotiers»[25]. Мы как раз обустраивали больницу, когда пришли правительственные войска. Заполучила немного шрапнели.
Она произнесла это так буднично, что мышцы у меня в животе (оказывается, у меня сжалось нутро) сами собой расслабились.
— Искусственный… — начал я.
— Нет, спасибо. Подожду такого, который будет видеть.
В этом была вся Мама Касс, глава нью-йоркского отделения «ККГ».
Это я ее так прозвал. Прозвище пристало. Все ребята в бригадах звали ее Мама. Только дело в том, что они были слишком молоды, чтобы понять. Лишь мы с Касс да еще несколько старых служак нашего поколения улавливали аллюзию тридцатилетней давности.
Когда в мае вспыхнула сверхновая, мне пришло в голову, что хотя я уже несколько лет дружу с Касс, но так и не знаю ее полного имени.
— Не Кассиопея, случаем? — как-то раз спросил я.
— Не-а. Кассимассима, можешь в такое поверить? Отец был поклонником Генри Джеймса и почему-то решил, что Кассимассима Кулверт очень даже звучит.
Сейчас, когда я сидел через стол от Касс, она буравила меня половинчатым взглядом. Стол в ее кабинете муниципалитета был завален распечатками метаинформа: отчеты о ходе работ по ремонту моста Вашингтон, на Вестсайдском шоссе, с ферм гидропоники в Южном Бронксе и со стройки в моем мини-городе Гарлем. Ей за многим приходилось приглядывать, и я ей не завидовал. А теперь еще взваливал на ее плечи новую проблему.
Сцепив пальцы в замок, Касс вытянула перед собой руки. Сегодня утром она, наверное, ездила на объект — ладони у нее были грязными.
— Черт побери, Майк! От них сплошная головная боль.
— Знаю, знаю, и мне очень жаль. Но сам я никак не соображу, что делать с этими людьми.
— А что тут соображать? Они мешают проекту. Незаконно вторглись на территорию, нелегально поселились на земле, которой город владеет по праву отчуждения государством частной собственности, а значит, им придется уйти. Убеди их перебраться в какой-нибудь палаточный лагерь. А если откажутся, вызови полицию.
Я нервно потер указательным пальцем верхнюю губу.
— Все не так однозначно, Касс. Эти люди не простые сквоттеры. Они скорее… своего рода племя. У них есть лидер, есть целая культура, философия, этика. У меня нет впечатления, что я имею дело с нелегалами… скорее уж веду переговоры о заключении мира.
Опустив руки, Касс откинулась на спинку стула.
— Да брось…
— Нет, я серьезно. Тебя там не было, ты этого парня Кувалду не видела и внутрь здания не заходила. А я заходил. Эти люди не невежды, не тупицы, и они не соберут просто так вещички и не уйдут в загородные лагеря для временно перемещенных лиц, как бы мы того ни желали. Там они не смогут сохранить свою культуру. И мне не хотелось бы стать тем, кто их выгонит.
Касс перегнулась через стол. Ее полвзгляда уперлось мне в переносицу точно дуло пистолета.
— А теперь ты чушь несешь, мой мальчик. Плохую, опасную чушь. «ККГ» — моя жизнь. Ради этого я трудилась с тех пор, как президентом был первый Кеннеди. Я думала, и с тобой тоже так. А теперь ты решил все поставить под угрозу. Я правильно тебя понимаю?
В шестьдесят четвертом я был в «корпусе мира», Касс — в «Добровольцах на службе Америке»[26], а когда то десятилетие и его идеализм канули влету, мы остались преданы идее. В какие-то годы были за границей: в Бангладеше, в Эфиопии, в Центральной Америке. В какие-то — трудились, чтобы облегчить участь «людей третьего мира» у себя дома: камбоджийских иммигрантов в Бостоне, гаитян во Флориде, латиноамериканцев в Техасе. Работали то на одно, то на другое агентство социального обеспечения, а все они в Скудные Годы перебивались от гранта к гранту, существуя на скудный бюджет… Мы даже оказались в одно время на полуострове Индостан, хотя тогда этого не знали.
А теперь наконец социальный климат дома изменился, общество приняло нашу точку зрения. Добровольная работа, активизм, реформы — сейчас это в моде. В деньгах недостатка не было: их забирали у основательно пощипанных военных, что, в свою очередь, стало возможно благодаря внутренним переменам в расколовшемся СССР. Но на горизонте всегда маячил горький вопрос: сколько на сей раз это продлится? Сколького нам удастся достичь прежде, чем маятник качнется назад?
