Виталий Чернов - Сын розовой медведицы
Однажды Дина и Федор Борисович наткнулись на только что убитого ягненка косули. Он лежал у ручья и был еще теплый. Внимательно осмотрев место и ягненка, они убедились, что это жертва Хуги. На мокрой земле, возле водопоя, четко виднелись его следы. Над ключиком рос клен. Он был ветвист и густ. С него-то, очевидно, и прыгнул на ягненка Хуги.
- Вот разбойник! - сказал Федор Борисович. - Загубил такое милое существо. А мясо он, как видно, любит!
- Давайте сделаем засаду, - предложила Дина. - Он ведь должен прийти к добыче?
- По логике вещей так. Но я не уверен, что он сейчас откуда-то за нами не наблюдает.
Дина поежилась и огляделась:
- Ну что вы!
- Я даже вот к какой мысли пришел недавно. Он вообще все время держит нас на прицеле. Только поэтому нам никак не удается застать его врасплох.
- Неужели такое может быть?
- А почему нет? Надо будет хорошенько осмотреть кромку каменного уступа, под которым мы живем. Вот на обратном пути и осмотрим.
Часа два они просидели в засаде неподалеку от ягненка, но Хуги так и не появился. Зато прогнозы Федора Борисовича оправдались. Внимательно осматривая вершину каменного уступа над лагерем, они нашли несколько лежек в траве. Прошли дальше, к тому месту, где с высоты падал ручей. В глубокой расщелине, которую за многие годы пробила вода, обнаружили еще два наблюдательных пункта. Отсюда Хуги, надо было полагать, подсматривал за купающимися внизу людьми.
- Ну, что вы теперь скажете? - спросил Федор Борисович.
По лицу Дины стала медленно разливаться краска неловкости.
- Вы что? - засмеялся Федор Борисович.
- Да неужели он подсматривал, когда я... купалась! - пробормотала она сконфуженно и окончательно расстроилась.
- Не исключено. - Федор Борисович весело и на этот раз громко рассмеялся.
Вскоре им опять повезло. Впрочем, везение доставалось немалой ценой. В лагерь обычно они возвращались усталыми, выжатыми, как лимон. Порой даже не хотелось есть: так ныло и болело от усталости все тело.
- Нам бы его выносливость, - не раз, бывало, шутил Скочинский.
Перед этим у них в стане побывал Кара-Мерген. Он принес мяса, соли, рису и муки для лепешек. Напившись чаю, начал собираться в долину, говоря, что завтра снова отправится на охоту за архарами. Кара-Мерген ушел, а они легли отдыхать, уставшие и разбитые после очередной полдневной прогулки в горах. Но Кара-Мерген неожиданно через час вернулся.
- Дундулай-ага, я аю видел. Два большой аю и два аю кичкетай. Вот там в ореховом лесу. Я помню приказ, я стрелять не стал, но я так думал: ты сам пойдешь и посмотришь. Может, шибко интересно будет. Может, этот самый аю нашего Садыка учил, корм давал. Ему как папа-мама был...
Хоть все и валились с ног от усталости, но собрались мигом. Дину решили не брать. Федор Борисович прихватил винчестер, бельгийку на всякий случай оставили Дине.
Кара-Мерген вывел их к скальной россыпи, откуда ниже начинался ореховый лес. Но перед лесом и россыпью лежала огромная поляна. Вот на ней-то и видел Кара-Мерген медведей.
Лежа за камнем, Федор Борисович стал осматривать местность в бинокль. Во все глаза глядели и остальные. Но медведей нигде не было. Лежали час, второй и уже хотели спуститься ниже, к самому лесу, когда вдруг на поляну вразвалку вышел огромный космач. Он понюхал землю, воздух и неожиданно повалился на спину и стал кататься по траве, прихлопывая передними лапами себя по вздувшемуся животу.
- Ах, косолапый! - бормотал Федор Борисович, еще точнее подстраивая по глазам фокус бинокля.
Сильная десятикратная оптика приблизила медведя. Можно было разглядеть даже клоки свалявшейся шерсти на его боках. "А старый, видать", - подумал Федор Борисович и передал бинокль Кара-Мергену.
- Попробуйте определить, сколько ему лет.
Кара-Мерген долго разглядывал медведя, цокал языком, не переставая восхищаться проказами косолапого. Потом зашептал Федору Борисовичу в ухо:
- Я когти смотрел. Совсем хорошие когти.
- А какие же они должны быть?
- Если аю не совсем старый, то мало-мало светлые, мало-мало темные. Полосатые. Но, наверно, около двадцати лет есть этому аю. У него сейчас самый хороший желчь. Жаксы! Давай команду - стрелять будем...
Федор Борисович замахал рукой:
- Ни-ни, ни в коем случае!
Вскоре на поляну вышла и самка с двумя медвежатами. Медвежата бежали за нею, а она шла, степенно покачивая боками. Шерсть на спине лоснилась и отливала под солнцем розовым оттенком. Со щек свисали мохнатые клоки шерсти. Она шла, посматривая маленькими черными глазками по сторонам, принюхивалась, оборачивалась к медвежатам, уже затеявшим борьбу. Вот тут-то, впервые увидев медведицу так близко, Скочинский и окрестил ее Розовой.
- Эта аю тоже не совсем молодая, - тихо заметил Кара-Мерген. - Я в прошлом году такую стрелял. Коренной зуб гладкий был. - И кивнул на медведицу: - Пожалуй, пятнадцать лет есть. Ах, какой аю! Еще двадцать баран был бы. Нутряной жир опять же...
Федор Борисович отобрал у него бинокль. "Неужели вы те самые, которых мы видели семь лет назад? - подумал он. - Да иначе и быть не могло, рассуждал дальше. - Здесь обитал Хуги, здесь жили медведи, его приемные родители. Старик мог остаться из-за мальчика. Ему везде хорошо. Самка исконно могла считать это место своим. Наверняка и пещера ее. В ней она вывела уже не одно поколение. Медведи строго придерживаются определенных участков". Дорого бы он дал сейчас за то, чтобы еще раз увидеть мальчика среди этих медведей.
Федор Борисович, Скочинский и Кара-Мерген ушли только тогда, когда медведи снова скрылись в лесу.
Федор Борисович строго наказал Кара-Мергену:
- Смотрите не стреляйте ни в коем случае. Эти медведи воспитали Садыка, а Садык человек, родной племянник Ибраю. Большой грех будет.
Кара-Мерген кивал: чего-чего, а греха-то он боялся не меньше Жалмауыза, в которого раньше верил. Федор Борисович и его друзья старались глубже проникнуть в тайну воспитания человека зверем. Коль уж природа поставила такой эксперимент, следовало взять из него все, что возможно.
Природа всегда была безжалостной к тому, что она создавала, и тем не менее ее нельзя упрекнуть в беспощадности ко всему живому: слабый и неприспособленный, исчерпав возможности выживания, должен был погибнуть; более сильный отыскивал в лабиринте борьбы за жизнь единственно верный из многих путь, проложенный природой. Нашел - выжил, не нашел - погиб. Выход из этого лабиринта никому не закрыт, но найти его способен не всякий. Что же произошло здесь? Человек всесилен только в обществе и беспомощен, когда одинок. И все-таки сумел выжить. Как это все случилось? Наверно, лишь потому, что образ жизни медведей, их всеядность, миролюбивый характер - все это в какой-то мере могло быть приемлемым и для человека. Но главную роль, бесспорно, могло сыграть только прямохождение. А Хуги действительно ходит на двух ногах: об этом рассказывали оставленные им следы, об этом говорил Кара-Мерген. Другого предположения просто не дано. Надо будет записать его в дневник. Потом все это проверится скрупулезным наблюдением.
