Айзек Азимов - Азазел (рассказы)
Я задумчиво сказал:
– Вандевантер обычно не ошибается в таких вещах - по крайней мере последние месяца полтора. Ты бывала ему неверна?
У нее на щеках вспыхнул застенчивый румянец.
– Не по-настоящему.
– Насколько по-ненастоящему?
– Два-три года тому назад, когда я была всего лишь неопытной семнадцатилетней девушкой, я целовалась с одним молодым человеком. Я его крепко держала, но только чтобы он не убежал, а не потому, что он мне сколько-нибудь нравился.
– Понимаю.
– Это был не очень приятный опыт. Не очень. И когда я познакомилась с Вандевантером, я удивилась, насколько приятнее целоваться с ним, чем с тем, другим, раньше. Ну, и я, конечно, захотела проверить, что это так и есть. И при наших с Вандевантером отношениях я иногда - только в чисто научных целях, дядя Джордж, - целовалась с другими, чтобы еще раз убедиться, как ни один из них сравниться не может с моим Вандевантером. Я могу вас заверить, дядя Джордж, что я им предоставляла возможность для поцелуев любого стиля, не говоря уже о пожатиях и объятиях, - и ни один из них, никогда, ни в чем не мог сравниться с Вандевантером. А теперь он говорит - я была неверна.
– Это смешно, - сказал я. - Дитя мое, с тобой поступили нечестно. - Я поцеловал ее раза четыре или пять и спросил: - Видишь, ведь эти поцелуи совсем не так тебя радуют, как поцелуи Вандевантера?
– Давайте посмотрим, - сказала она и горячо поцеловала меня еще четыре или пять раз с величайшей искусностью. - Конечно, нет! - заявила она.
– Мне надо с ним увидеться, - сказал я.
Тем же вечером я пришел к нему на квартиру. Он задумчиво сидел у себя в гостиной, заряжая и разряжая револьвер.
– Вы, - сказал я, - несомненно, замышляете самоубийство.
– Никогда, - ответил он с деланным смехом. - С какой стати? Из-за потери фальшивого бриллианта? Из-за лгуньи? Я с ней отлично разобрался, скажу я вам.
– И скажете неправду. Минерва всегда была вам верна. Ни ее руки, ни ее губы, ни ее тело никогда не соприкасались ни с чьими руками, ни с чьими губами, ни с чьим телом, кроме ваших рук, ваших губ, вашего тела.
– Я знаю, что это не так, - сказал Вандевантер.
– А я вам говорю, что это так, - настаивал я. - Я говорил с этой плачущей девой долго, и она рассказала мне самый страшный секрет своей жизни. Однажды она целовалась с молодым человеком. Ей было пять лет, а ему шесть, и с тех самых пор ее снедает неумолимое раскаяние за это мгновение любовного безумия. Никогда с тех пор не повторилась подобная недостойная сцена, и это мучительное воспоминание вы и обнаружили.
– Вы говорите правду, дядя Джордж?
– Посмотрите на меня своим проницательным и безошибочным взглядом, я повторю вам слово за словом, а потом вы скажете мне, правду ли я говорю.
Я повторил весь рассказ, и он удивленно сказал:
– Дядя Джордж, вы говорите точную и буквальную правду. Как вы думаете, Минерва когда-нибудь меня простит?
– Конечно, - сказал я. - Покайтесь перед ней и продолжайте упражнять вашу проницательность на всех отбросах любой винной лавки, любого совета директоров и любого департамента, но никогда, слышите - никогда - не обращайте свои испытующие глаза на любимую вами женщину. Совершенная любовь - это совершенное доверие, и вы должны верить ей - совершенно.
– Я буду, я буду! - закричал он.
И с тех пор так оно и идет. Он теперь самый известный детектив во всей полиции, его повысили до детектива половинного класса и дали офис в цоколе рядом с прачечной. Он женился на Минерве, и они живут в идеальном согласии.
Она наслаждается поцелуями Вандевантера снова и снова до полного экстаза. Бывает, что она нарочно проводит целую ночь с кем-нибудь, кто кажется перспективным объектом исследования, но результат всегда один и тот же. Вандевантер лучше всех. У нее два сына, и один из них немного похож на Вандевантера.
И вот чего, старина, стоят все ваши слова о том, что наши с Азазелом труды всегда приносят несчастье.
– Вы знаете, - начал я, - если верить вашему рассказу, то вы лгали, когда говорили Вандевантеру, что Минерва никогда не касалась другого мужчины.
– Я лгал во спасение невинной юной девы.
– Но как же Вандевантер не распознал этой лжи?
– Я полагаю, - сказал Джордж, стирая с губ сливочный сыр, - что здесь все дело в моем неколебимом внешнем достоинстве.
– А у меня другая теория, - сказал я. - Я полагаю, что ни вы, ни ваше кровяное давление, ни электропроводность вашей кожи, ни тончайшие гормональные реакции уже не могут сами различить разницу между тем, что правдиво, и тем, что нет, а потому никто не может этого сделать на основании данных, полученных от изучения вас как объекта.
– Это даже не смешно, - сказал Джордж.
ВЕСЕННИЕ БИТВЫ
Мы с Джорджем глядели на другой берег реки, где раскинулся студенческий городок, и Джордж, наевшийся за мой счет до отвала, впал в слезливые воспоминания.
– Ах, студенческие годы, студенческие годы! - со стоном выдохнул он, Разве есть в жизни хоть что-нибудь, что может вас заменить?
Я в удивлении уставился не него:
– Только не говорите мне, что вы учились в колледже!
Он смерил меня взглядом:
– Да понимаете ли вы, что я был величайшим из президентов, кто когда-либо возглавлял братство Фи Фо Фум?
– Но как вы заплатили за учебу?
– Стипендии, пособия. Меня ими просто завалили после того, как я показал свою доблесть в битвах за столом, когда мы праздновали наши победы в женских общежитиях. И еще - состоятельный дядя.
– Я не знал, что у вас был состоятельный дядя, Джордж.
– После тех шести лет, что мне понадобились на освоение программы для отстающих, - уже, увы, не было. Если и был, то не в таких количествах. Все деньги, что у него еще оставались, он оставил приюту нуждающихся кошек, сделав в своем завещании несколько таких замечаний на мой счет, что мне не хочется их повторять. И началась у меня жизнь печальная и безрадостная.
– Когда-нибудь, - сказал я, - в очень отдаленном будущем, вы мне расскажете о ней, не опуская никаких подробностей.
– Однако, - продолжал Джордж, - память о светлых студенческих годах озаряет время моей жизни золотым и жемчужным сиянием. Пару лет назад мои воспоминания вспыхнули ярче, когда мне пришлось снова навестить кампус университета Тэйта.
– Они позвали вас обратно? - спросил я, почти успешно пытаясь скрыть ноту недоверия в голосе.
– Я думаю, они собирались это сделать, - сказал Джордж, - но на самом деле я вернулся по просьбе моего дорогого друга, товарища студенческих лет, старины Антиоха Шнелля.
Так как вы, я вижу, заинтересовались этой историей (так говорил Джордж), то давайте я вам расскажу про старину Антиоха Шнелля. В старое время мы с ним были неразлучными приятелями, с моим верным Ахиляксом (хоть я и не знаю, зачем рассыпаюсь в античных аллюзиях перед такой, как вы, деревенщиной). Даже и теперь, хотя он состарился куда заметнее меня, я вспомнил, когда его увидел, как мы гонялись за золотыми рыбками, набивались на пари в телефонные будки и умели одним поворотом руки стягивать трусики со счастливо визжащих однокурсниц с ямочками на щеках. Короче говоря, наслаждались всеми благами образования. Поэтому, когда Антиох позвал меня посетить его по вопросу чрезвычайной важности, я приехал немедленно.
