Антон Орлов - Контора Игрек
В приют определяли дочерей чиновников, казненных за должностные проступки, и ежегодно в День Ответственности новеньких подвергали порке, но однажды случилась катастрофа: в Судном зале, где проходило мероприятие, объявилась адская тварь – точь-в-точь Черная Вдова из страшилок. Она убила генерального инспектора-попечителя приюта господина Сепинала – инициатора Дня Ответственности, и при этом само здание, словно взбесившись, содрогалось и ходило ходуном.
Поль долго не смел сказать Ивене, что это был он. Инфаркт Сепиналу и полтергейст устроил Стив, а Поль, в гриме и траурном платье, выступил в роли привидения. Он хотел спасти Ивену от наказания и заодно покончить с отвратительной традицией, но его Черная Вдова до того перепугала и вдов, и воспитанниц, что он сам почувствовал оторопь.
Лишь год спустя он наконец-то набрался смелости и сознался, а Ивена ответила, что давно уже обо всем догадалась.
– Почему нельзя? – повторила она, глядя на Поля снизу вверх из большого полукруглого кресла.
Это кресло напоминало цветочное кашпо, а Ивена, забравшаяся в него с ногами, была похожа на нежный побег. Два года назад, когда Поль ее встретил, у нее было худенькое бледное личико дисциплинированной девочки, замученной манокарским воспитанием, но с тех пор она изменилась, превратилась в независимую девушку-подростка. Глаза карие и внимательные, гладкие каштановые волосы собраны в хвостик.
Она не была красавицей, но Поль в этом и не нуждался. Его самого слишком часто сравнивали с «красивой девушкой» – прелюдия к предложениям определенного характера, засим обычно следовал мордобой… Это привело к тому, что представление о человеческой красоте для него было связано с представлением о риске, и он не придавал ей чрезмерного значения. Ивена выглядела не хуже большинства своих сверстниц, а то, что привлекало в ней Поля, мог заметить с первого взгляда только «сканер»: мягкое теплое мерцание, словно свет дружелюбной звезды – это важнее, чем красивые черты лица.
– Я хочу быть собой, Полем Лагаймом. Производные личности были созданы каждая для своих целей, они вроде компьютерных программ. Это частицы меня, но параметры у них жестко заданные. Если постоянно пользоваться производной личностью, можно забыть, кто ты на самом деле, и остаться в ней навсегда. У меня впечатление, что когда-то давно это произошло с Лиргисо. – Поль неприязненно усмехнулся (не мог он без этого, если речь заходила о Лиргисо) и добавил: – Интересно, что Ольга сразу это почувствовала. Наверное, она тоже немного «сканер».
– Так она же твоя сестра, – Ивена грустно вздохнула. – Как мне хочется на Нез и снова увидеть их всех – Ольгу, бабушку, Ли, Джеральда.
– Мне тоже. Чертова «Контора»…
– Поль, а мы когда-нибудь победим «Контору»?
– Не знаю.
И все-таки ему было сложно с Ивеной, как он и сказал Тине. Ивена слишком остро реагировала на перепады его настроения, придавала им куда больше значения, чем сам Поль, а он не хотел ее расстраивать и старался держать себя под контролем, на это уходило много сил. И вдобавок – мысль о том, что она заслуживает лучшего, что жизнь с ним будет похожа на блуждания по стране, населенной химерами, и он, зная себя, просто не имеет права предлагать ей такое будущее.
Чего только не было в этой стране, спрятанной внутри его черепной коробки… Например, разрушенный город, черно-белый, как на древних кинолентах, словно сами краски там выжжены.
Полю редко снились черно-белые сны. Этот кошмар про город в руинах под блеклым растрескавшимся небом, с торчащими колоннами и обугленными трупами, он видел раза два или три, в раннем детстве. Может, под влиянием какой-нибудь военной кинохроники, которую смотрели взрослые? Во сне Поль знал, что город разрушил он, и тягостное ощущение непоправимости совершенного было намного хуже страхов, сопровождавших те ночные кошмары, где преследовали его самого.
Ему удалось реконструировать свою личность из того сна. Он назвал ее Ангелом Смерти: подходящее имя для существа, которое уничтожает города и потом смотрит на содеянное с высоты птичьего полета.
Если это всего лишь неприятное сновидение – почему в один из моментов полубреда, когда он пытался и не мог уснуть на яхте Лиргисо после домберга, он задался вопросом: можно ли считать, что сегодня он искупил хотя бы мизерную часть своего преступления? И тут же подумал: ничего нельзя искупить; другое дело, если бы он тогда же вернул к жизни убитых жителей города, – но это было не в его силах.
Обычно впечатления из снов вскоре теряли остроту, но с Ангелом Смерти было иначе. Поль не мог избавиться от чувства, что никакой это не сон… а что-то гораздо хуже.
Он никому об этом не рассказывал, ни в детстве, ни позже.
После того как они с Ивеной разошлись по каютам, Поль снова попробовал просканировать ближайшее будущее. В облаке Тешорва это делать трудно, много помех, но на этот раз он сумел что-то поймать… Взрыв, обвал, цунами – вот на что похоже будущее. Взрыв – самая близкая аналогия, поскольку есть детонатор.
Полю удалось определить, что детонатор этот живой и обладает свободой воли. Похоже, человек. Они не знакомы. В настоящее время тот находится не особенно далеко (скорее всего, на борту корабля, который движется по другим «капиллярам»).
Что-то само по себе незначительное, зато с громадным запасом разрушительной силы, вроде уличной шпаны. И оно станет причиной обвала, цунами, шквала, который захлестнет многих, в том числе Поля.
Помехи усилились, и больше Поль ничего определить не смог, но он и так чувствовал, что неприятности идут за ним по пятам. Он сглотнул, глядя в темноту, на еле проступающий потолок каюты.
Человек-детонатор мчится на неведомом корабле в глубь облака Тешорва, соревнуясь в скорости с яхтой Стива, и времени до взрыва осталось совсем чуть-чуть… От нескольких стандартных суток до пары недель.
Глава 4
– Сколько народу развелось, упасть некуда… – привычной скороговоркой пробубнил Саймон, переступая через порог тира.
Один из ритуалов «Конторы Игрек». Войти в тир молча или сказать что-нибудь другое – это плевок в лицо коллективу, и все на тебя станут косо смотреть, а если ты «салага», еще и по шее надают.
В тире в этот час было немноголюдно, однако традиция требовала, чтобы всякий сюда входящий произносил именно эти слова, а те, кто пришел раньше, отвечали ему веселыми приветствиями и смешками, словно впервые услышали удачную остроту. Кое-кого из новичков это раздражало – Роберта, например, но Саймон давно оценил удобство такого положения вещей. Он ведь чужак, индивидуалист в шкуре стадного животного, обладатель преступной Тайны – и все же сумел более-менее приспособиться. А все потому, что он чтит здешние неписаные правила! Способ нехитрый, надо только выполнять все конторские обряды, как бы те ни набили оскомину, да при каждом случае поругивать неблагодарное зажравшееся человечество – и ты уже почти свой.
