Георгий Мартынов - Каллисто
— Я должен успеть, — говорил он. — Это очень важно. Может случиться, что я умру.
— Теперь вы уже не умрете, — уверял его врач.
— Все равно, время не терпит.
— Постарайтесь подробнее описать внешность вашего спутника, — сказал следователь.
Раненый, как мог подробнее, рассказал об американце.
— Вы успели разглядеть человека на площадке?
— Я его плохо видел… Мне показалось… что он китаец…
— Номер вагона и купе?
— Вагон восемь. Купе пять.
— Что, по-вашему, могло быть причиной нападения?
— Думаю, что им нужны были мои документы… Это и есть самое страшное… Ему нужно было пробраться в лагерь… под моим именем.
— В какой лагерь? — одновременно спросили следователь и Казимбеков.
— В лагерь у космического корабля… Я еще не говорил вам… Я ехал туда… Я корреспондент агентства Синьхуа. Мое имя Ю Син-чжоу.
ОНИ ОТРАВЛЕНЫ!
Полковника Артемьева разбудили шаги человека, подошедшего к палатке. Он всегда спал очень чутко, а в последнее время, снедаемый тревогой, вообще забыл, что значит спокойный сон.
Никто в обоих лагерях не подозревал, кто он такой. Все считали Артемьева корреспондентом. Один только Козловский знал, что он сотрудник разведки.
Работа с каллистянами, изучение их научных материалов внешне шли гладко. Ничто не указывало, что гостям Земли может угрожать какая-нибудь опасность. Но советская разведка знала, что такая опасность существует.
Техника Каллисто все еще оставалась загадочной. Изучением двигателей звездолета занимались Смирнов и Манаенко — оба советские ученые. Определенные круги за границей опасались, что результаты их открытий останутся в руках СССР и не будут опубликованы, как другие материалы, добытые на звездолете. С их точки зрения, советские люди должны были скрыть «атомные тайны», использовать их на усиление военной мощи своей страны. Такая перспектива, разумеется, тревожила их. Они не могли себе представить возможности добровольного отказа от технической тайны, да еще столь важной. Они судили по себе и сделали соответствующие выводы. Пусть лучше техника Каллисто останется никому не известной, чем отдать ее СССР. Лучше уничтожить «котел», уничтожить книги каллистян, убить их самих… Это было чудовищно, но логично.
Несмотря на все усилия, напасть на след врага не удавалось. Все обитатели лагеря Академии наук и лагеря иностранцев были проверены самым тщательным образом. Напрасно! Могло создаться впечатление, что никакого тайного врага нет, что сведения, добытые советской разведкой, ложны, но полковник Артемьев даже не допускал такой мысли. Враг был! Его надо найти! Разоблачение Дюпона и О’Келли подкрепляли его уверенность в этом. Противник не мог быть так наивен. Враг был, по-видимому, очень осторожен и очень опытен.
«Тем лучше! — думал Артемьев. — Когда мы обнаружим его, то можно быть уверенным, что теперь-то это именно тот, кого мы ищем».
Николай Николаевич Козловский не придал никакого значения факту, сообщенному ему профессором Смирновым. Но не так поступил опытный разведчик. Узнав, что китайский журналист Ю Син-чжоу в прошлом инженер, Артемьев не оставил это неожиданное открытие без внимания. Подлинность Ю Син-чжоу до сих пор не вызывала у него сомнений. Сведения, полученные от агентства Синьхуа, устраняли малейшие подозрения. Но вот появилось новое, неизвестное раньше обстоятельство, и Артемьев не прошел мимо него.
«Почему он раньше не сказал, что он инженер? — думал полковник. — Случайно это или намеренно?»
Артемьеву казалось странным, что человек, имеющий диплом инженера, сменил свою профессию на журналистику. Но, с другой стороны, агентство Синьхуа могло именно потому послать Ю Син-чжоу в лагерь, что он инженер, человек технически грамотный. Такой корреспондент в данном случае был безусловно полезнее профессионального журналиста. Но почему он молчал до сих пор?..
Артемьев еще не подозревал Ю Син-чжоу, но смутное недоверие возникло, и он решил проверить все до конца. В тот же день, когда ему стал известен разговор Козловского с профессором Смирновым, он послал радиограмму с требованием прислать подробную биографию журналиста и вслед за этим его фотографию.
С нетерпением ожидая ответа, он инстинктом разведчика чувствовал, что напал на след, но к чему мог привести его этот след, было неясно. Лояльность Ю Син-чжоу казалась несомненной.
По свойству своего характера Артемьев всегда целиком отдавался тому делу, которым занимался в данный момент. Даже во сне он не забывал о вставшей перед ним задаче. Погруженный в некрепкий сон, он продолжал ждать ответа на свою радиограмму и, когда услышал шаги, сразу проснулся, сел на постели и включил свет.
Было четыре часа утра; лагерь был погружен в сон, и только серьезное дело могло привести кого-то к его палатке.
Он не ошибся.
Вошел один из его помощников, дежуривший в эту ночь на радиостанции подполковника Черепанова.
— Срочная радиограмма, товарищ полковник!
Радиограмма была длинная. В ней сообщалась вся биография Ю Син-чжоу.
Глаза Артемьева быстро пробегали по строчкам.
Имя… Год рождения… Партийность… С какого года… Семейное положение… Образование…
Рука Артемьева замерла на бланке.
Образование: окончил Литературный институт в Москве.
Значит…
Значит, Ю Син-чжоу не был инженером. Но профессор Смирнов, заподозривший в нем инженера, не мог ошибиться. Да и сам Ю Син-чжоу подтвердил, что он инженер.
Артемьев на секунду закрыл глаза. Замысел врага, который он не мог разгадать, предстал вдруг перед ним с ослепительной ясностью. Так вот где таилась опасность, которую он предвидел, приближение которой чувствовал!.. Все было так понятно и просто, что Артемьев с удивлением заметил, что мучившее его волнение совершенно прошло.
Радиограмма не опоздала! Она пришла вовремя!
Он стал быстро одеваться.
Враг обнаружен! Настоящий, подлинный враг, так долго сумевший оставаться неузнанным!
Куда девался настоящий Ю Син-чжоу, китайский товарищ, ставший жертвой врага, выяснится потом. Как им удалось убрать его, заменить своим человеком? Это тоже выяснится в свое время. Самое главное сделано. Замысел врага провалился.
Дюпон и О’Келли, подсунутые, чтобы усыпить бдительность советских разведчиков, никого не обманули. Истинный враг, ради успеха которого они пожертвовали двумя своими агентами, все-таки выявлен.
Артемьев бегом направился к палатке Козловского. Она стояла в центре лагеря, рядом с палаткой Черепанова; и, когда полковник подбежал к ней, его остановил часовой. Кроме узкого круга лиц, никто не знал, кто такой Артемьев: он был в гражданском платье; и часовой поступил правильно, не пропустив его, но Артемьеву была дорога каждая минута. Он громко позвал Козловского; секретарь обкома вышел и провел его в палатку.
