Роберт Хайнлайн - Переменная звезда
– Господи, – проговорила Кэти, – какое пятно дерьма на истории.
– Средние века были похуже, – вздохнул Зог.
– Может быть – но ведь мы теперь могли бы обрести бессмертие! Могли бы победить рак. Могли бы иметь всеобщую телепатию.
Она говорила очень сердито.
– Что да, то да. Но только у однояйцевых близнецов, да и то – менее чем у четырех процентов из них, и к тому же мы не имеем ни капли понятия о том, как это у них получается и почему у них получается, а у всех остальных – нет.
– Верно. Остаются нераскрытые тайны.
– Это возмутительно.
Похоже, она была искренне расстроена. Я решил отвлечь ее и рассказать анекдот.
– Позвольте, – предложил я, – поделиться с вами моей любимой тайной. Вы мне напомнили о ней секунду назад, Зог, и она связана с тем, о чем говоришь ты, Кэти. В каком-то смысле по крайней мере.
Она промолчала.
– Рассказывай, Джоэль, – сказал Зог.
– Я наткнулся на эту историю в одной книжке. Как раз перед самым началом Запрета натальная медицина достигла таких успехов, что порой врачам удавалось спасти детей, родившихся настолько раньше срока, что у них даже не был развит сосательный рефлекс. И вот теперь, когда наконец все Пророки ведут службы в преисподней, мы можем делать это снова: спасать младенцев, у которых, пользуясь образным выражением Зога, слишком мало мяса.
– Каким образом? – спросила Кэти. – Бедняжек кормят насильно?
Зог покачал головой.
– Так они никогда не научатся есть.
– Нет, их обучают сосать, – сказал я.
Кэти нахмурилась.
– Но как? Если кто-то слишком глуп для того, чтобы понять, что питаться приятно, то чем же его можно стимулировать?
Я улыбнулся.
– Музыкой.
Морщинки на лбу Кэти разгладились.
– О, это мне нравится.
– Стимулируют ритмом? – осведомился Зог.
– Можно было бы предположить, что ритмом, но это не так, – сказал я. – Мелодией. Малютки стараются изо всех сил, чтобы добиться повторения полюбившейся мелодии. Вот с какой силой запечатлена любовь к музыке в мозгу человека. Она провоцирует инстинкт самосохранения.
– Не вижу в этом особого смысла, – признался Зог. – Каким образом мозг мог так эволюционировать?
Я развел руками.
– Спросите у бога. А я просто тут работаю. Единственное, что могу сказать, так это то, что это моя любимая загадка.
– Ты тоже любишь музыку? – спросила Кэти. – Я ужасно люблю.
– А какую?
Вопрос ее, видимо, озадачил, но она все же попробовала дать ответ:
– Слышимую.
Ей нравилась любая музыка? Мне-то, с моей рафинированностью, казалось, что люди, которым нравится все, чаще всего в искусстве ничего не понимают. Но мне было всего восемнадцать, не забывайте, ладно?
– В последний час мне казалось, что здесь неплохо звучало бы банджо, – изрек я.
– На борту "Шеффилда" двое банджистов, которые об этом заявили, – сказала Кэти. – И еще один, который предпочел этого не афишировать. Все они – довольно хорошие музыканты.
– А ты откуда знаешь? – полюбопытствовал я.
Она пожала плечами.
– Просто я провела поиск еще на Земле, послушала записи тех музыкантов, которые подали заявки на полет на "Шеффилде". И еще я попросила бортовую компьютерную систему извещать меня всякий раз, когда кто-нибудь начнет играть вживую и давать мне послушать, если только музыканты не будут запрещать прослушивание. Так я нашла, по меньшей мере, шестерых официально не зарегистрированных музыкантов. На самом деле самый лучший из тех, кого мне пока довелось услышать, как раз из незарегистрированных. Он подал заявку на полет в последний момент, поэтому его не успели прослушать.
Я открыл рот и тут же закрыл.
– А на каком инструменте он играет? – спросил у Кэти Зог.
– На саксофоне. Несколько пьес я сыграла с ним дистанционно. Хотела потом представиться ему, но к тому времени, когда я стала пытаться выудить из системы его личный телефонный номер, кто-то из тех, с кем он сидел в тот вечер в ресторане, установил жесткую защиту.
– И с тех пор ты не пыталась его разыскать?
Мой дисциплинированный микрокомпьютер мелодично запищал. Сработал будильник. Сегодняшняя смена была закончена. Это меня спасло.
– Зог, – сказал я, – жутко не хотелось бы в самый первый день, как только я тут появился, поглядывать на часы, но мне на самом деле нужно…
– Нам нужно кое о чем потолковать, – прервал меня Зог.
– Понимаю. М-м-м… Я могу встретиться с вами через пару часов где-нибудь. У вас в кабинете?
Я стал переминаться с ноги на ногу, словно мне жутко хотелось по-маленькому.
– Ступай. Наши персональные компы как-нибудь между собой договорятся.
– Спасибо, Зог, приятно было познакомиться, Кэти, завтра увидимся, – выпалил я скороговоркой и обратился в бегство.
Глава 9
Можно обойти весь мир и ничего не увидеть.
Чтобы обрести понимание, нужно
Не повидать многое,
А лучше присматриваться к тому, что видишь.
– Не пойму я что-то, – признался Герб, с прищуром глядя на изображения, мелькавшие на дисплее своего наручного микрокомпьютера. – Эта девушка явно красивее тебя, несмотря на то что она брита налысо, что у нее много родинок и стеклянный глаз. Ты же восторгался тем, как взыгрывает она на клавишах – а теперь утверждаешь, что она способна выносить твои собственные музыкальные закидоны, а это значит, что она добрая и умеет прощать. Она что, так плоха в постели?
– Я… Я не пытался. Говорю тебе: не пытался. Мне это неинтересно, пойми.
– Возраст, рост, вес, семейное положение, экономическое положение, состояние здоровья, привлекательность, талант – все в пределах разумного. И ты можешь забыть обо всех этих факторах и помнить только о трех главных вещах.
Я закатил глаза.
– Говори.
– Она – особь женского пола, у нее бьется сердце, и она считает тебя лучшим музыкантом на борту этой посудины.
Я в отчаянии скривился.
– Ты меня плохо слушаешь? Мне… мне неинтересно. Я тебе уже говорил: для меня этот урок уже пройден. С женщинами покончено.
Свое отчаяние Герб вложил во вздох.
– Джоэль, двадцать лет – это очень, очень долгий срок. И если ты так будешь к этому относиться, он покажется тебе еще более долгим.
– У нас с ней нет ничего общего. Я тебе говорил, какая у нее самая грандиозная мечта для человечества? Телепатия, представь себе!
– Тебя что-то не устраивает в телепатии? – негромко осведомился Герб.
