Орсон Кард - Голос тех, кого нет
— Пускай у них есть батальоны, мы владеем ключами от рая и ада, — ответил епископ.
— Ну да, и половина Звездного Конгресса уже трепещет от страха. Впрочем, возможно, я действительно могу помочь вам несколько смягчить ситуацию. Вместо того чтобы публично отказываться от ваших прежних замечаний… (от ваших идиотских, разрушительных, бездарных воплей)… вам следует только поставить город в известность, что вы поручили Детям Разума Христова нести тяжкое бремя общения с этим неверным и отвечать на его вопросы.
— Вы можете не знать ответов, — вставил Навьо.
— Но мы можем искать их для него, не так ли? Можем избавить жителей Милагра от необходимости говорить с Голосом напрямую. Вместо этого они будут отвечать на вопросы безобидных братьев и сестер нашего ордена.
— Иными словами, — сухо сказал епископ Перегрино, — монахи вашего ордена станут прислуживать неверному.
Дом Кристано закрыл глаза и трижды повторил про себя свое имя.
Ни разу с тех пор, как Эндер покинул Боевую школу, не чувствовал он так сильно, что находится на вражеской территории. Дорожка, поднимающаяся по склону холма от самой прассы, буквально стерта ногами верующих, а здание собора так высоко, что, за исключением нескольких особенно крутых поворотов, его видно на всем пути. По левую руку Эндера на искусственных террасах склона располагалась начальная школа, по правую — Вила де Профессорес, названная в честь преподавателей, хотя в основном здесь обитали уборщики, клерки, советники и прочая мелочь. Все учителя, носившие серые одежды Фильос, осторожно, с большим любопытством поглядывали на Эндера.
Вражеская территория началась на вершине холма — ровная, почти плоская зеленая лужайка, безупречный сад, аккуратные дорожки, посыпанные галькой. «Вот это и есть мир Церкви, — подумал Эндер, — все на своих местах и никаких сорняков». Здесь тоже многие исподволь наблюдали за ним, но одежды были черными или оранжевыми — священники и деканы, а в глазах у них стояла ненависть — вполне нормальное чувство для людей, чьей власти угрожают. «Что я украл у вас тем, что пришел сюда?» — беззвучно спросил у них Эндер. Но он знал, что отчасти заслужил их ненависть. Он был диким растением, попавшим в ухоженный сад, и, куда бы ни шел, нес с собой беспорядок. Многие прекрасные цветы умрут, если он пустит корни и высосет жизненные соки из земли.
Джейн весело болтала, пытаясь спровоцировать его на ответную реплику, но Эндер не попадался на ее приманку. Священники не увидят, как он шевелит губами. Очень многие католики считали имплантацию терминала святотатством, попыткой улучшить тело, которое Господь создал совершенным.
— Скольких священников может содержать эта община, Эндер? — задумчиво спросила Джейн.
Эндеру очень хотелось огрызнуться, ведь она уже наверняка посмотрела в записи и узнала точное число. Джейн очень нравилось раздражать его в те минуты, когда он не мог ей ответить или даже признать, что с ним вообще разговаривают.
— Трутни, которые даже не размножаются. Они не совокупляются и согласно теории эволюции давно должны были вымереть.
Конечно, она знала, что священники выполняют половину административной работы в городе. Эндер составлял свой ответ, словно мог произнести его вслух. Если бы здесь не было священников, правительству, или торговцам, или гильдиям пришлось бы поднатужиться и принять на себя это бремя. В обществе всегда образуется некая жесткая иерархия, консервативная сила, которая сохраняет личность, суть общины, несмотря на приходящие со временем изменения. Если в обществе нет ортодоксов, оно неизбежно рассыпается и умирает. Сильная организация ортодоксов раздражает, но она необходима обществу. Валентина писала об этом в своей книге о Занзибаре. Она сравнивала класс священнослужителей со скелетом…
Желая показать, что она может угадать его возражения, даже когда он молчит, Джейн подкинула ему цитату. Словно в насмешку, она воспользовалась голосом Валентины (конечно, она сохранила записи, чтобы мучить его).
— Кости твердые, сами по себе они кажутся мертвыми, окаменевшими, однако, именно укореняясь в скелете, опираясь на него, тело получает возможность осуществлять все движения жизни.
Голос Валентины причинял ему куда больше боли, чем он ожидал, намного больше, чем рассчитывала Джейн. Он замедлил шаги, поняв вдруг, что это ее отсутствие заставило его так остро ощущать враждебность священников. Он дергал кальвинистского льва за гриву в его собственном логове, ходил босиком по раскаленным углям ислама, в Киото фанатики-синтоисты угрожали ему смертью. Но Валентина всегда была рядом, жила в том же городе, дышала тем же воздухом. Она желала ему удачи, когда он уходил, а когда возвращался после очередного столкновения, вкладывала смысл даже в его ошибки, давала ему кусочек победы даже в поражении. «Я покинул ее всего десять дней назад и теперь наконец почувствовал, как мне ее не хватает».
— Мне кажется, налево, — сказала Джейн. Теперь она, к счастью, говорила собственным голосом. — Монастырь стоит на западном склоне холма. Оттуда можно увидеть Станцию Зенадорес.
Он прошел мимо факульдаде, где ребята с двенадцати лет изучали серьезные науки. А дальше, словно лежа в засаде, прижималось к земле здание монастыря. Разница между собором и монастырем заставила Эндера улыбнуться. Фильос столь решительно отказывались от величия, что это было даже несколько оскорбительно. Неудивительно, что иерархи их терпеть не могут. Даже монастырский сад штурмовал церковные устои — все, кроме огорода, поросло сорняками и нестриженой травой.
Аббата, естественно, зовут Дом Кристано. Если бы аббатом была женщина, ее звали бы Дона Кристан. На этой планете одна Эскола байкса и один факульдаде, а потому всего один завуч. Просто и элегантно — муж хозяйничает в аббатстве, а жена управляет школами. Все дела ордена решает супружеская пара. Эндер еще в самом начале говорил Сан-Анжело, что это верх гордыни, а никакое не смирение — то, что руководителей монастырей и школ зовут «Господин Христианин» и «Госпожа Христианка». Монахи дерзко присваивают себе титул, который принадлежит всем последователям Христа. Сан-Анжело только улыбнулся в ответ — конечно, он именно это и имел в виду. Он был безгранично дерзок в своем смирении — одна из причин, по которой Эндер любил его.
Дом Кристано вышел из ворот, чтобы встретить гостя, вместо того чтобы дожидаться его в своем эскриторио, — члены ордена обязаны причинять себе неудобства для пользы тех, кому они служат.
— Голос Эндрю! — воскликнул он.
— Дом Цефейро! — откликнулся Эндер. Цефейро (жнец) — так называли аббата внутри ордена, школьных завучей — Арадорес (пахарями), а монахов-преподавателей — Семеадорес (сеятелями).
