Наталья Турчанинова - Киндрэт (Тетралогия)
Когда мы наконец въехали на улицы Столицы, они оказались пусты. Точнее, здесь не было людей, но я видел и ощущал голодные мелькающие тени, отдаленный гул. Кое-где улицы перегораживали наспех собранные баррикады из перевернутых киосков и машин, и нам приходилось объезжать их, плутая по дворам. Из окон домов, мимо которых мы проезжали, лениво выползали красные языки пожара. В одном из дворов дорога была залита водой, текущей из поврежденного водопровода.
Здесь и там виднелись разбитые, покореженные автомобили, лежащие на боку или крыше, в лужах бензина, вытекшего из баков, в ореолах разбитых стекол, сверкающих под светом фонарей. Словно кто-то безумный играл с человеческой техникой.
«Дарэл, где ты?» — внезапно услышал я тревожный голос Фелиции.
«В городе».
«Один?!»
«Со мной Босхет и Лориан».
Она помолчала, на расстоянии окатив меня чувством беспокойства, а затем сказала всего лишь:
«Будь осторожен».
— С кем ты говорил? — тут же спросил мальчишка, хорошо замечавший на моем лице признаки телепатического общения.
— Фелиция беспокоится, — ответил я, прекрасно зная, что ему хотелось бы услышать что-нибудь о Кристофе.
Он молча кивнул и снова повернулся к окну, вглядываясь в проплывающие мимо дома. Практически все они были темными. Кое-где светилась пара окон, но за ними я не ощущал ничего живого. Вокруг редких фонарей, пытавшихся освещать пустые улицы, вились стайки насекомых, явно не принадлежащих этому миру. Они были похожи на больших разноцветных жуков с длинными лапами и огромными фосфоресцирующими глазами.
Мы проехали еще немного и снова были вынуждены искать объезд. Несколько фонарей оказались повалены, а на асфальте лежали вырванные провода, рассыпающие искры.
— Я вот что подумал, — неживым голосом произнес Лориан, — если теперь во мне дух Основателя, а он неуничтожим, значит, я не могу погибнуть от несчастного случая?
— Давай не будем это проверять, — искренне посоветовал я, оглядываясь на потрескивающие и шипящие змеи проводов.
Подросток хотел сказать еще что-то, но тут на машину прыгнуло нечто бесформенное. К заднему стеклу прижалась слюнявая морда то ли жабы, то ли тритона с оскаленными зубами. Босхет нажал на газ, и джип рванул вперед. Из подъезда, мимо которого мы проезжали, выскочило еще одно такое же существо и гигантскими скачками понеслось следом за внедорожником. А через полминуты к ним присоединилось третье.
— Кто это?! — воскликнул Лориан.
— Прыгающие твари, которые чуют мясо и хотят его сожрать, — сквозь зубы отозвался бетайлас.
— Герконы, — произнес я название, выплывшее из воспоминаний Вольфгера. — Примитивные охотники-падальщики.
Босхет злобно буркнул что-то и крутанул руль, джип задел бампером за покореженную машину, почти перегородившую дорогу.
Еще некоторое время он пытался оторваться от тварей, петляя по дворам, но потом это занятие, видимо, надоело ему.
— Достали, — пробормотал дух-убийца, резко останавливаясь.
Открыл свою дверь, высунулся наружу и схватил существо, прыгнувшее к нему, за шкирку. Встряхнул и, прошипев что-то на языке, явно не принадлежащем ни к одному из человеческих, отшвырнул геркона прочь, прямо на перевернутые мусорные баки. Захлопнул дверь и снова нажал на педаль газа. Тварь, рухнувшая с грохотом и визгом, неуклюже поднялась, издавая громкий обиженный вой, и поплелась прочь. Следом за ней удалились сородичи.
— Узнали более крупного хищника, — самодовольно прокомментировал Босхет.
Лориан, замерший на заднем сиденье, обернулся, глядя на герконов, резво помчавшихся куда-то в сторону.
— Здесь сверни, — велел я бетайласу, чувствуя впереди, между новыми высотными домами, какое-то черное шевеление, которое совсем мне не понравилось. — Объедем.
— Ладно, — покладисто отозвался дух-убийца.
Мы выехали на длинную аллею, покрытую зеленым пухом первой листвы, и машина закачалась на неровностях дороги. Асфальт на ней был поднят, как будто взрыт.
— Уже недолго осталось, — сказал подросток, и я почувствовал его нетерпение.
Машина еще какое-то время петляла по дворам, а затем остановилась возле дома Лориана… возле того места, где он должен был стоять. От многоэтажного здания остался глубокий, чуть дымящийся котлован. Соседние постройки с выбитыми окнами казались покореженными, наклонившимися над воронкой, готовыми рассыпаться. Деревья возле них тянули вверх почерневшие, обугленные ветви.
Сзади послышался негромкий щелчок открывающейся двери. Не обращая внимания на предостерегающее восклицание Босхета, Лориан выбрался из машины и побрел к провалу, оставшемуся на месте его дома.
Я догнал его у самой кромки. Он стоял и смотрел вниз. Дно котлована было устлано битыми кирпичами, перекрученной арматурой и кусками стекла. Но все это не валялось в беспорядке, а казалось аккуратно сложенным одно к другому. Словно кто-то старательно выполнил сложную, хотя и грубую мозаику. Здесь не было видно ни одного следа крови. И прохладный воздух тоже не пах ею. Здесь вообще не было никаких запахов, кроме влажности тумана, ползущего по улице.
— Кто это сделал? — едва слышно произнес Лориан. — Кто мог сотворить такое?
В полной тишине его шепот прозвучал неожиданно громко и очень тревожно.
— Не знаю, — честно ответил я.
Память Вольфгера молчала. Никого живого в округе я не чувствовал. И из потусторонних сущностей тоже — только Босхета, посматривающего по сторонам с интересом исследователя.
— Твои родные могут быть живы, — рассудительно заметил бетайлас. — Не надо паниковать раньше времени.
Но Лориан не паниковал. Он был в отчаянии.
— Может быть, мэтр успел заехать за ними до того, как здесь все обрушилось? — предположил дух-убийца, но Лориан дернул плечом, не желая слушать, как ему казалось, пустые утешения.
— Они мне мешали, — сказал он глухим голосом. — Я хотел быть свободным. Делать, что хочу. Ни перед кем не отчитываться. И вот теперь я свободен.
Я чувствовал его отчаяние, которое с каждой минутой становилось все сильнее. Он с горечью думал о том, что почти не бывал дома, с готовностью пользуясь помощью вампиров, легко замутняющих сознание родным, чтобы те не мешали ему жить своей опасной, но очень интересной жизнью. Редко звонил, отделываясь ничего не значащими формальными фразами, и получал возможность не думать о них до следующего телефонного звонка. А теперь звонить было некому. И я, стоя рядом, переживал вместе с ним его горе.
