Владимир Немцов - Семь цветов радуги
Но вот, наконец, все закончилось. Багрецов доложил Никифору Карповичу все свои варианты. Был выбран и утвержден один из них, сделаны чертежи, и теперь осталось только хорошенько выспаться, чтобы завтра со свежей головой, в бодром настроении выступить перед комсомольцами с докладом о своем проекте.
Однако сон никак не приходил к Багрецову. Напрасно он старался не думать о завтрашнем докладе, напрасно он считал до ста, даже пытался возводить трехзначные числа в квадрат. Ничто не помогало.
Да и нетрудно понять молодого изобретателя. Завтра ответственный экзамен. Какой там экзамен! Багрецову казалось, что завтра он защищает, по меньшей мере, докторскую диссертацию. Разве тут уснешь?! Кроме этого, Вадиму не спалось и по другой причине. Вчера поздно вечером его вызвал Буровлев и, отведя за калитку, потребовал "усилить воспитательную работу" среди технического коллектива, прибывшего в Девичью поляну. Речь шла о Тимке. Помимо всего прочего, Буровлев обвинял его в нетактичном поведении, касающемся некоторых обитательниц Девичьей поляны. По его словам. Бабкин буквально не давал проходу Стеше. Вадим не верил этому, но все же обещал поговорить с другом. Тимка - он скрытный. Разве от него чего-нибудь добьешься?
"А вдруг примут мой проект? - подумал Багрецов и сразу же выбросил из головы историю с Тимофеем. - Начнутся работы, и вдруг в самом разгаре строительства нам придется уезжать. До чего ж обидно!"
Вадиму вспомнилось, что Васютин после того, как техник принес ему чертежи, сам пересчитал и выверил все варианты. Тогда это даже показалось обидным Багрецову. Сколько времени он потратил на повторение алгебры, на расчеты, а тут Никифором Карповичем за два часа все было сделано...
Петухи как бы старались перекричать друг друга. Это не было тихим и мелодичным кукареканием, утренней перекличкой, когда то в одном, то в другом конце деревни раздается тонкий голосок - вежливое напоминание о времени... Нет, в это раннее утро петухи просто бессовестно разорались. Разве при таком концерте уснешь?
Багрецов завернулся с головой в одеяло в забился в сено. Но даже и сквозь эту, казалось бы, "абсолютную звуковую изоляцию" слышались горластые голоса. Вадим отбросил одеяло, выплюнул попавшую в рот травинку и больше уже не пытался уснуть.
"То ли дело техника, - подумал он, морщась от особенно пронзительного крика петуха. - Повернешь рычажок на будильнике - и скова спи. А тут для того, чтобы они замолчали, нужно всем этим горластым головы свертывать... До чего же несовершенные будильники!.. Хорошо Тимке, он счастливый! Его не разбудит и тысяча петухов, даже если их всех запереть вместе с ним в сарае! Лежит себе, похрапывает... плевать ему на то, что я глаз не сомкнул, думал этой ночью о проекте, а также и о своем легкомысленном товарище. Удивительное спокойствие".
Однако Багрецов ошибался. Бабкин, так же как и его беспокойный Друг, не мог уснуть этой ночью. Лежал, слегка посапывал, притворяясь спящим, чтобы Димка не донимал его разговорами. У него были свои думы и свои заботы. Конечно, Тимофей беспокоился за Багрецова - как никак он его друг. Кроме того, если Димка провалится, то тем самым будет задета и честь Бабкина и честь института, несмотря на то, что доклад молодого техника не имел прямого отношения к институтским работам.
А еще Бабкин думал и о своем выступлении: ему оно казалось не менее сложным, чем Димкино. "Говорун я не очень подходящий, - размышлял Тимофей. - А то бы я показал здешним ребятам, как надо ценить настоящие таланты. Может быть, на самом деле когда-нибудь будут бродить по полям необыкновенные тракторы изобретателя Тетеркина?.."
Сквозь сомкнутые веки видит Бабкин чудесную машину. Залитая солнцем, ползет она по целине. Блестящие хромированные буквы горят на радиаторе "ТАТ". Это значит - "Трактор-автомат Тетеркина".
"Везет же людям, - с грустью подумал Тимофей. - Вполне подходящими буквами могли быть и другие... Ну, скажем: "ТАБ". Впрочем, скорее так называлась бы машина Багрецова, а не Бабкина. Димка, вот кто настоящий изобретатель! Здорово все-таки он придумал бассейн с гидротурбиной... Что бы мне такое сделать? Может, и вправду заняться автоматикой бокового смещения, которая не получается у Тетеркина?" Ему начали представляться шестеренки, поворачивающиеся в разные стороны, попеременно выключающиеся гусеницы, щелкающие реле, реле с выдержкой времени... втягивающиеся сердечники соленоидов... Все было перед глазами, словно он водил рейсфедером, закапчивая чертеж.
Нет, ничего путного не приходило в голову. А Бабкину очень хотелось помочь изобретателю не только своим выступлением на собрании, но и совершенно конкретно - конструктивным решением недостающего звена. Тимофей злился, хотелось спать, а решение так и не приходило.
Бабкин осторожно, чтобы не разбудить товарища, перевернулся на другой бок. Он почувствовал, как острый сучок впился в тело. "Пожалуй, на нем не заснешь". Лежать было неудобно, и Тимофей вспомнил какого-то бодрствующего рыцаря из книжки, который, чтобы не уснуть, поставил себе у подбородка шпагу острием вверх. Как голова опустится, так он и наколется. Но... сучок не шпага. Боль притупилась, и Тимофей опять стал дремать.
Уже никакие шестеренки в голову не лезли, а снился ему рыцарь, похожий на Дон-Кихота... Потом он вдруг превратился в Димку, и все исчезло...
Тимофей снова отогнал сон и невольно пожалел, что под ним лежит безобидный сучок, а не грабли.
Опять он думал о боковом смещении, и опять ничего не получалось. Одна ошибка тащила за собой другую...
Трактор снова ходил по полю, но уже не настоящий, а сказочный, похожий на расписной пряник. Блестели буквы на радиаторе, рисованные славянской вязью. Тимофей пригляделся: "ТАТиБ". Совсем непонятно. Но вдруг все прояснилось. "Трактор-автомат Тетеркина и Бабкина", - прочел он дрожащую радужную надпись над радиатором.
Сон мгновенно исчез. Так обрывается лента в кино. Тимофей вскочил и фыркнул, как рассерженный кот. Перед ним стоял улыбающийся Димка и завязывал галстук. Не глядя на него, Бабкин побежал умываться.
"Приснится же такая чушь! - еще не остыв от волнения, размышлял он, стоя возле рукомойника. - Жалкое тщеславие! Хорошо, что только во сне". Он не спеша намылил лицо и снова задумался.
"Как же мне сегодня говорить об этом? Как сказать, что я хочу работать вместе с механиком? Нет, этого не нужно делать. Тетеркин не должен догадываться, что я особенно заинтересован в его делах..."
Едкая мыльная пена пробиралась в глаза, но Тимофей будто и не замечал этого. Только сейчас он почувствовал, какую сложную задачу взял на себя. "Тетеркин обидчив, Ольга неизвестно как себя поведет на этом собрании. Одно слово - влип ты, товарищ Бабкин", - с грустью подумал он и опустил вниз чугунный носик рукомойника.
