Айзек Азимов - «Если», 1995 № 02
Безусловно, есть реальный процесс появления в России очень богатых людей и есть феномен вот такой мишурности, демонстрации богатства, на самом деле и не существующего. Помню впечатление немецких журналистов журнала «Космополитен», которые познакомились с действительно крупными нашими предпринимателями, банкирами. Они были поражены: человек, состояние которого оценивается в сотни миллионов долларов, носит скромный костюм чехословацкого производства, живет в однокомнатной квартире, хотя и ездит на «мерседесе». (Могу сказать, что многие люди из крупного бизнеса — «трудоголики», они вовсе не склонны демонстрировать свое богатство.) Гости, кажется, были весьма разочарованы.
На мой взгляд, можно выделить несколько факторов, характеризующих new russians. Прежде всего — обладание «молодыми», только что сделанными деньгами. Отсюда эйфория. К тому же, как правило, таких русских отличает невысокий уровень культуры. Не все они занимаются делами уголовными, однако мафиозная ментальность у них есть. Всем ли им свойственна, как говорят психологи, демонстративность поведения? Это зависит от характера, если хотите, генетических особенностей каждого человека.
В известной мере феномен new russians вызван инфраструктурой нашей недавней жизни. В советское время в ней не мог присутствовать фактор демонстрации благосостояния, тем более богатства или роскоши. Сейчас люди, обладающие деньгами, зачастую не могут организовать свою жизнь так, как хотели бы. И «молодые деньги» зачастую направляются сразу на потребление. Инфраструктура для богатства, однако, начала развиваться быстро — это выгодно людям, которые занимаются строительством, сервисом, торговлей, всеми другими отраслями, призванными обеспечить высокие стандарты жизни. Когда потребности будут удовлетворены, новые русские станут, наверное, обычными русскими. Вспомните представителей нашего старого истеблишмента с их, возможно, нарочито скромным стилем жизни, без афиширования своего особого достатка.
Входят ли new russians в элиту? Могут ли рассчитывать на то, что будут задавать тон в обществе? Для этого требуется занимать определенную позицию во властной иерархии, иметь общественный статус, как, скажем, крупный политик, причастный к принятию решений государственной значимости. В бизнесе тоже есть представители элиты, которые контролируют крупные капиталы, положение дел в целых отраслях. Кто-то из new russians может входить в элиту, кто-то нет. Но бизнес-элита, например, все более определяется структурно: как правило, в нее входят люди, связанные с бывшей номенклатурой, ее доверенные лица, родственники, дети. Эта элита связана с властными структурами, и размеры ее капиталов растут очень быстро. Остальные лишены, по сути, возможности конкурировать с нею.
У реально богатых людей появляются корпоративность, чувство принадлежности к значимой общественной прослойке. У них свои клубы, стиль одежды, марки машин, манера общения. Эти люди уже начали селиться в определенных районах. Явно априорное свойство всякой элиты — желание «закрыться», уйти от посторонних взглядов. Многое в жизни ее представителей уже ритуализировано. Помню, как «жаловался» один известный бизнесмен и политик, что вынужден покупать себе очень дорогую машину и определенной марки, ибо так в его кругу принято.
Бизнес-элита уже представляет собой большую силу, и ее влияние на политику, общественную жизнь, надо полагать, будет все более возрастать по мере дальнейшей концентрации капитала. Сейчас идет процесс поглощения мелких компаний, банков более крупными. Ленин это, надо признать, хорошо описал.
Ритуализирована достаточно и жизнь тех новых русских, которые дали начало термину. Возьмите их непременную кожаную куртку, которая может быть более или менее «крутой», обязательные бриллианты у жен, норковые (не соболиные, заметьте) шубы. Что касается идеологии, на словах, новые русские — «почвенники», однако в стандартах жизни ориентируются на Запад, поскольку там эти стандарты несравненно выше. Если такой человек обладает солидным капиталом, он становится амбициозным, хочет влиять на политику — оплачивает создание партии, покупает депутатов, финансирует политическую кампанию. Это таит большую опасность для общества: к власти могут прийти силы с мафиозной психологией. Так было в Италии, где представители мафии получали министерские портфели. Подобные попытки уже дела-лисьиу нас. Пока только попытки, но в ближайшем будущем это может стать явлением и нашей общественной жизни…
А Я САМ… (Взгляд психолога)Что вкладывается в понятие «новые русские»? Говоря о новых русских, чаще всего представляют себе этакого широкоплечего громилу или людей из «мерседесов», их дам в мехах, завсегдатаев казино и т. п. Но пора уже, наверное, подумать о них как об определенном типе ментальности, новом культурном типе, складывающемся на наших глазах. При всей неудачности термина «новые русские», он отражает некоторую правду — недаром же термин возник, «прилепился», вошел в обиход. В самом деле это — русские, в широком, со стороны взгляда Запада, понимании, то есть российские, из России, люди. И они, действительно, новые. Неведомые, невиданные доселе.
В чем же их новизна как некоего типажа?
Каждый более или менее оформленный культурный период имеет свой образ, образец человека, к воплощению которого стремится. Некую мечту, идеал, упование. Пусть эта мечта не всегда воплощается в жизнь, но она является путеводной, ориентирующей общество. Если взять дореволюционную русскую культуру, это — стремление к духовности, ценности православного христианства, милосердие и т. п. Это было ценимым в судьбе народа и в судьбе отдельного человека.
Говоря о советской эпохе, мы переходим к другим словам и упованиям. Образ человека здесь жесткий, безблагостный, непреклонный. Человек призван служить не милосердию и Богу, а партии.
Если перейти на язык психологии, можно сказать, что дореволюционная русская культура мечтала (повторяю, это не всегда воплощалось в жизнь) о человеке, для которого главными в конечном итоге являлись ценности духовные. Советская власть эти ценности решительно отбросила, создала первое в мире открыто богоборческое, атеистическое государство, где был сформирован особый тип человека. Для него главной добродетелью стало подчинение себя ценностям группы, коллектива, класса.
Ныне эта власть — по внешности — ушла, но остались прежние группоцентрические установки, которые не меняются в одночасье. Психология — вещь достаточно инерционная. Вот и «наступил на нашей улице праздник» сепаратизма и в соответствии с этими установками — почкования, группирования, отделения республик и областей, краев, городов, районов, домов и улиц. Прежде великодержавный, «большой», группоцентризм распался, точнее, расползся, на множество мелких. В нравственном плане страна пошла не вверх, а вниз. Не к духовному полюсу единения, а к расползанию на все более мелкие группы. За этим с неизбежностью следовал еще один шаг: от мельчающего группоцентризма к эгоцентризму, где правила поведения задают не Бог, не общественные ценности и даже не ценности какой-то отдельной группы, а Я САМ. И Я волен менять эти ценности и правила в зависимости от своих нужд и выгод. Люди вокруг будут мне друзьями до тех пор, пока они помогают мне в моих устремлениях, они же легко могут стать врагами, если пойдут в чем-то поперек.
