Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)
Ворх вспылил:
«От того, что будут тужиться десять тысяч сцепивших руки дураков, не прибавится извилин там, где их не было. Ты!..»
«Я согласен с тобой, Верховный».
«В чем?» — ехидно прищурился Ворх.
«В том, что ты не дождешься от нас помощи».
«Равным тебе нельзя быть, Ворх», — прибавился еще один льстивый голос.
«Ты мудрый…»
«Великий…»
«Хватит! Это же страшно, кселензы. Вы, цвет мыслительного эгрегера, призванного управлять миром, не можете думать! Мы погибнем».
«Говори, что делать, Верховный».
«А что вы можете?…»
«Все, что скажешь».
«Думать, — сказал Ворх и глубоко вздохнул, как бы набирая воздуха для прыжка с высоты. — Оценивать, решать, предлагать. Ты, Бишон…»
«Нет, нет, — задрожал трусливо, поджался Первый пособник. — Я не критикан…»
«Говори!» — рявкнул Ворх.
«Не… Не могу…» — Бишон судорожно дергал ворот; лицо его деревенело, выпученные глаза закатывались. Он повалился на соседа.
«Обморок!»
«Привести в чувство, — распорядился Ворх, поднимаясь из-за стола. — И думать! Всем. Иначе я вас не выпущу отсюда, ни одного»,
Ворх ушел во внутренние покои, чтобы не видеть непривлекательную картину приведения в чувство Бишона и дать время прийти в себя подавленным пособникам власти. Он был взбешен, а потому полон решимости довести угрозу до конца — не дать никому тихонько отсидеться, а потом обвинить других в критиканстве. Почему трусят? Разве не понимают, что не себя надо спасать, а в том числе — себя! Строй, вся его система потеряли питающие соки. Когда-то мы дали блага, и ради них кселяне гнули спины. Ради богатства они не жалели друг друга. Ради бессмертия не пожалели народ и превратили его в касты новых рабов. А в душах рабов со временем появилась ненависть к хозяевам. А теперь нужен новый стимул, ради которого рабы снова станут послушными. Что это может быть?… Что?
По вызову Ворха в комнату вошел Биз и преданно следил за ним, излучая радость обласканного новичка.
«Сочинил сказку?» — спросил Ворх.
«Нет».
«Продолжишь старую. Про повелителя, который забирал себе все таланты, рабы восстали, пошли на дворец, а он должен разбить их, раз он стал самый умный».
«Но он не может…»
«Может! Думай. Как он мог это сделать?»
Биз сосредоточился, ушел в мир сказки, переживая все ее перипетии, воспроизвел картины, чувства и состояние повелителя, но так и не смог найти спасительное решение. Открыл глаза, чтобы честно признаться в неведении, и увидел перед собой парализатор с красным кристаллом, выглядывающим из ствола.
Биз попятился и остановился, поняв, что бежать ему некуда.
«Вот именно, — подтвердил Ворх. — Теперь у тебя такое же безвыходное положение, как и у повелителя. Придумаешь — вернешься к Ладен, а нет — умрешь. Думай!»
Под красным зрачком парализатора Биз лихорадочно ушел в сказку, в образе повелителя заметался по дворцу, тряс обезумевших от страха слуг и фаронов, пытался учить уму-разуму полководцев и солдат, под гул наступающих рабов бился головой о стены и кричал истошно: «Верну! Всем верну умы, только спасите!..»
«Довольно, — остановил его Ворх и, пряча парализатор, добавил с усталой усмешкой: — Я тоже так думал. Дальше сам дорисую картину».
«Я не критиковал».
«Конечно, нет. Ты помогал мне. И за помощь получишь флайер. Тебя больше никто не обидит. Сочиняй сказки, люби свою Ладен. Свободен».
Ворх вернулся в кабинет и увидел, что Бишон спокойно сидит на своем месте и, как Первый пособник, дирижирует ментальным разговором. Взгляд его встретил Ворха без прежнего заискивания и какого-либо смущения. Да и другие пособники, отметил Ворх, приобрели новое, непривычно вольное выражение лиц, поз, движений. Он сел на свое место, включился в ментальное поле.
«Мы поняли тебя, Предводитель», — сказал толстощекий Жираз и тяжело задвигался в кресле, готовясь к пространному разговору. Ворх не дал ему рассесться.
«Говори. Суть!»
«Нельзя любить свой народ с завязанными глазами, с сомкнутым ртом, с заткнутыми ушами. А мы изощряемся только в том, чтобы ослепить, закрыть, заткнуть…»
«Цитата из допроса критикана?… Ты!»
Ворх перевел взгляд на следующего за Жиразом пособника, но Жираз воспротивился:
«Не подгоняй, если просишь совета».
«Это что- то новое», — вскинулся Ворх, рассматривая нисколько не смутившегося Жираза. Что-то произошло здесь, пока он, Ворх, отсутствовал. Что?
«Осознали неизбежность нашей совместной…»
«…и очень скорой…» — добавил кто-то, не узнанный Ворхом.
«…гибели! — подчеркнул Жираз. — А так как перед лицом смерти все равны, не подгоняй нас, Верховный, окриком».
«И забудь на время, что ты Верховный», — посоветовал тот же не узнанный Ворхом голос.
«Кто?» — спросил Ворх. К столу качнулся обычно тихий и не выделяющийся из толпы пособников Холифан. Раньше бы он никогда не осмелился на такую дерзость. Значит, действительно «осознали», понял Ворх и кивнул Жиразу: продолжай.
«Лишив народ памяти о многообразном прошлом, правительство отнимает у него возможность понимать настоящее как связку с будущим. Без осознания своей роли в настоящем нельзя творить будущее. Отсутствие такого осознания — корень зла, который надо подсечь, чтобы выжить». «Умно, Жираз. Но почему молчал раньше?»
«Потому что у нас правду подают к столу по заказу. А за подачу ее без заказа лишают памяти, чтобы не был умнее вышестоящих».
Вторым рвался выговориться Холифан. Ворх кивнул ему: говори. «Истинный показатель цивилизации проверяется не уровнем богатств тех, кто имеет много, а способностью обеспечить имеющих мало. Наша цивилизация погибнет, потому что поставила целью не обеспечение малоимущих, а лишение их даже последнего — возможности существовать».
«Стоп! Вы не так поняли меня. Я не хочу призывать вас к мелкому критиканству. Поймите…»
«Поняли! — резко прервал Ворха Первый пособник, недавно бывший в обмороке. — Извини за…»
«К делу!»
«Я за лишение их этой возможности-су-ще-ство-вать, — иронизировал Бишон. — И предлагаю взорвать Габар и все прочие гнезда заразы на севере и юге».
«Взорвали! — сказал Холифан. — Представь гипотетически: низших больше нет. Но нам надо жить, что-то есть, носить, передвигаться, кем-то управлять… Придется расслоить правящую касту и кого-то послать вниз, чтобы остаться самим наверху».
«Нельзя их уничтожать», — поддержал Холифана один голос, потом второй, третий. Завязался горячий спор.
«Куда деть Бауков? Кто будет носить их? Как обеспечить бессмертие без носителей?»
«А ты, Бишон, откажешься от квоты власти?»
