Виталий Забирко - Путевые записки эстет-энтомолога
— Кстати, вы и сами можете принять участие в таинстве Великого Ухтары… — продолжал канючить Броуди угасающим голосом.
Ну, это он уже перегнул палку! А для чего, спрашивается, подгоняли снаряжение по моей фигуре? Я смерил Броуди холодным взглядом, и он угас окончательно.
1 Боюсь данайцев, приносящих дары (лат.).
— Я подумаю, — высокомерно процедил я, встал из-за стойки и ушел в свой в номер. Мог себе позволить такую выходку, ибо понял, что сидел у меня на крючке Броуди крепко и не то что соскальзывать, трепыхаться не собирался.
На следующий вечер, когда Броуди вновь принялся уговаривать меня слезливым голосом, я выдержал долгую паузу и только затем, как будто оказываю громадное одолжение, согласился. На радостях экспансивный раймондец разве что не облобызал меня, однако я несколько охладил его порыв, уточнив сроки своей экскурсии: если день таинства деяния Великого Ухтары сдвигается, то и я выеду на озеро Чако на день позже. Мое заявление, основанное исключительно на наитии, было тем пробным шаром, которым я собирался проверить правильность своих предположений. И пробный шар попал если не в точку, то где-то рядом. Радость Броуди по-умерилась — чем-то я несколько нарушил его планы, — но он все равно остался доволен. Была, ох, была цена у моей экскурсии, и цена немалая, несоизмеримо более высокая, чем стоимость двухмерной броши. Рядом с этой ценой раймондский артефакт смотрелся безделицей. Лишь одно меня утешало и оправдывало: все земляне — владельцы экспонатов и такие же промоутеры, как я — уже побывали в длительных путешествиях по экзотическим местам Раймонды, но получили за свое отсутствие на выставке гораздо меньшую компенсацию.
С Бори Чилтерном, егерем реликтового заповедника «Территория туманов», Броуди познакомил меня за час до отъезда. Егерь прибыл в i-Эрмитаж для сопровождения гостя к озеру Чако, а затем бдительной опеки во время экскурсии во избежание эксцессов в чаще дикого леса. С первого взгляда егерь не произвел на меня впечатления — такой же полноватый коротышка, лысоватый, розовощекий, как все раймондцы. Но пообщавшись с ним пять минут, я понял, что Бори Чилтерн сильно отличается от тех соплеменников, с которыми мне до сих пор доводилось общаться. Не было в его словах и жестах и тени угодливости, улыбался он хоть и часто, но к месту, держался просто, но за этой простотой чувствовалось достоинство. Оказывается, «не все китайцы на одно лицо».
Провожая нас к кабине межпространственного лифта, Броуди очень сокрушался, что не может сопровождать меня в экскурсии, поскольку обязанности распорядителя выставки не позволяют отлучиться из i-Эрмитажа ни на минуту. При этом, кажется, говорил искренне — было в таинстве деяния Великого Ухтары нечто, влекущее к нему раймондцев с такой же силой, как верующих влекут святые места. Но, когда мы распрощались, я вошел в кабину и оглянулся, мне вновь показалось, что в глазах Броуди пляшут искорки злорадства «облого чудища».
Глава 9
Заповедник «Территория туманов» располагался на северо-востоке континента. Здесь еще действовали гейзеры, выбрасывавшие в атмосферу формальдегид, поэтому дикий холмистый край не пользовался популярностью у инопланетных туристов, несмотря на то что именно тут природа сохранилась практически в первозданном виде. Такова была официальная версия, я же подозревал, что дело совсем в Другом. По моим данным, где-то в этой местности покоились останки модуля трапперов, из-за чего раймондцы, свято оберегавшие тайну своего происхождения, не желали пускать в заповедник посторонних.
В i-Эрмитаже было позднее утро, а у озера Чако день клонился к вечеру. Кабина межпространственного лифта доставила нас на небольшой пригорок на восточном берегу метрах в сорока от воды. Озеро было большим, широким; поверхность — идеально ровной, без малейшей ряби, но какой-то мутно-серой, как слежавшийся прошлогодний снег. Лишь у северо-восточного берега, там, где в озеро впадала небольшая речка Рио-Бланко, виднелось отблескивающее на солнце зеркало настоящей воды. На западном берегу возвышались два округлых, поросших лесом холма, чуть севернее от них располагался еще один холм с голыми покатыми склонами рыже-охристой глины. Только при большой (если не извращенной) фантазии можно было вообразить лежащую на противоположном берегу женщину, где голый холм — это запрокинутое лицо, а два других — груди. Тем не менее, согласно атласу, лесистые холмы именовались именно грудями великанши. Непроходимая чаща буро-зеленого леса вплотную подступала к обрезу воды на всех берегах, и только с глинистого холма да с нашего пригорка к воде имелся свободный доступ. На сине-фиолетовом небосклоне не наблюдалось ни единого облачка, ртутно-белое солнце резало глаза, но совсем не грело, и от этого возникало гнетущее ощущение наступающей осени, хотя сезонные изменения на Раймонде отсутствовали. Ничего земного, привычного для человеческого глаза в пейзаже не было, но мне вдруг почему-то вспомнилось озеро на вилле Мальконенна — скорее всего сказалась элементарная ностальгия по родной земле, которая появляется у человека буквально с первых минут отъезда в дальние края. Атавизм оседлости.
— Наденьте респиратор, — посоветовал егерь, — и можете пройтись, посмотреть окрестности, пока я буду ставить палатку. Но в лес один не заходите и от воды держитесь подальше.
В воздухе ощущалась примесь формальдегида: щипало глаза, першило в горле — и я послушно прикрыл лицо забралом респиратора. Затем огляделся. На берегу у самой воды, высился на подпорках небольшой антигравитационный катер, а слева, метрах в пятидесяти от нас, в лощине между пригорком и окружавшим его лесом стояли четыре палатки.
— Наши туристы, — объяснил Бори Чилтерн, заметив направление моего взгляда. — Сохранилась в народе тяга к своим истокам… — в голосе егеря проскользнула то ли гордость, то ли горечь. — Не беспокойтесь, свое общество они навязывать не будут, предупреждены. Но, если пожелаете познакомиться, в гостеприимстве не откажут. Когда-то в вечер свершения таинства Великого Ухтары здесь собирались громадные толпы. А сейчас… — Чилтерн расстроенно махнул рукой и отвернулся.
Общением с раймондцами я был сыт выше всякой меры, поэтому к палаткам не пошел, а направился вниз, к озеру. Белесая трава под ногами по внешнему виду напоминала макароны: плотные, упругие, склизкие — и приходилось спускаться мелкими шажками, чтобы не поскользнуться. Не доходя до берега метра три, я присел на корточки и стал внимательно рассматривать воду в озере. Передо мной был еще один артефакт Раймонды того же происхождения, что и знаменитая брошь, — двухмерная вода, до краев заполнявшая котловину озера. Точнее, не сама вода, а проекция двухмерной воды в наш трехмерный мир, абсолютно проницаемая, как фата-моргана. Двухмерная пыль. Согласно законам топологической физики, при своем образовании двухмерная вода должна мгновенно устремиться сквозь материю трехмерного мира к центру планеты, но этого почему-то не происходило. С точки зрения человеческого восприятия нонсенс усваивался легко, другое ставило в тупик — каким образом двухмерная вода в трехмерном мире имеет объем и к тому же видима, если та же рыбка-брошь представляет собой абсолютную плоскость, видимую глазом лишь при перпендикулярном угле зрения? И хотя на этот счет имелось математически строгое обоснование о различных проекциях двухмерных жидкостей и твердых тел в трехмерный мир, в голове оно не укладывалось.
