Роджер Желязны - Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный
— Мартин, если что-нибудь случится со мной в отъезде, я хочу, чтобы ты знал — о тебе я сделал специальное упоминание в завещании.
— Я… я не знаю, что сказать, сир.
— Тогда ничего не говори. Но я надеюсь вернуться.
Мартин был одним из немногих людей, которым я мог бы с полной безопасностью говорить подобные вещи. Во всяком случае, он служит у меня тридцать два года и давно заработал хорошую пожизненную пенсию. Готовить еду было его бесстрастной страстью, и по непонятной причине он, кажется, неплохо ко мне относился. Он недурно зажил бы, помри я вдруг на месте, но не настолько уже хорошо, чтобы подбавлять мне в салат муританского яду от бабочек.
— Взгляни-ка только на этот закат! — перешел я на другую тему.
Он смотрел минуты две, потом заметил:
— Хорошо вы их подрумянили, сир.
— Благодарю за комплимент. Можешь оставить коньяк и сигары и быть свободным. Я посижу еще немного.
Он оставил коньяк и сигары на обеденном столе, выпрямился во все свои восемь футов, отвесил поклон и произнес:
— Щасливого пути, сир, и спокойной ночи.
— Приятных снов.
— Плахотарю фас, — и он заскользил прочь в сумерки.
Когда подул прохладный ночной бриз и соловьеголосые лягушки затянули вдалеке баховскую кантату, моя оранжевая луна, Флорида, взошла точно в том месте, куда опустилось солнце. Ночецветущие розоодуванчики испускали в индиговый воздух вечера свой аромат, звезды рассыпались по небу, как алюминиевое конфетти, рубиново светящаяся свеча затрещала на столе, омар был словно масло и таял на языке, шампанское было ледяным, как сердцевина айсберга. Меня охватила некоторая грусть и желание сказать всему вокруг: «Я вернусь!»
Итак, я покончил с омаром, с шампанским, с шербетом, и прежде, чем плеснуть себе глоток коньяку, я зажег сигару, что, как мне говорили, признак дурного тона. В качестве извинения я произнес тост за все, что видят мои глаза, и налил себе чашечку кофе.
Завершив ужин, я поднялся и обошел сложное и объемное строение, которое я называю домом. Я двигался к бару на Западной террасе. Там я опустился на табурет, поставив перед собой рюмку с коньяком, и зажег вторую сигару. Потом в проходе появилась она. На Лизе было что-то шелковистое, голубой шарф, пенящийся вокруг нее в свете фонарей террасы, все такое искрящееся и воздушное. Она надела высокий воротник с бриллиантами и белые перчатки. Лиза была пепельная блондинка, губы бледно-розовые, сложенные таким образом, что между ними появлялась дырочка. Головка слегка склонена набок, один глаз закрыт, второй прищурен.
— Приятная встреча под луной, — проворковала она, и дырочка между губами перелилась в улыбку, влажную и неожиданную. Я все рассчитал правильно, и именно в этот момент вторая луна, чисто белая, взошла над западным горизонтом. Голос Лизы напоминал мне пластинку, которую заело на ноте «до». Пластинку теперь никогда не заедает, но я помню другие времена. Больше никто не помнит.
— Привет, — сказал я. — Что будешь пить?
— Шотландское виски с содовой, — заказала она, как всегда. — Какая ночь!
Я взглянул в ее голубые глаза и улыбнулся.
— Да, — я выбил заказ, и появился бокал. — Действительно.
— А ты изменился. Повеселел.
— Да.
— Полагаю, что ты не задумал ничего недоброго, правда?
— Возможно, — я подтолкнул в ее сторону бокал. — Сколько получается? Пять месяцев?
— Немножко больше.
— Твой контракт на год.
— Да, на год.
Я передал ей конверт:
— Я расторгаю контракт.
— Что ты хочешь этим сказать? — Ее улыбка замерла и исчезла.
— Как всегда, то, что говорю.
— Ты хочешь сказать, что я свободна?
— Боюсь, что так. Здесь соответствующая сумма, чтобы заглушить твою тревогу, — я передал ей второй конверт.
— Я подожду.
— Нет.
— Тогда я поеду с тобой.
— Даже если существует опасность погибнуть вместе со мной? Если до того дойдет?
Я надеялся, что она скажет «да». Но все-таки, как мне кажется, я действительно немного знаю людей. Поэтому запасаюсь рекомендациями по форме «А».
— В наше время все возможно, — добавил я. — Иногда человек вроде меня должен идти на риск.
— Ты даешь мне рекомендацию?
— Вот она.
Она сделала глоток из бокала:
— Хорошо.
Я отдал ей конверт.
— Ты меня ненавидишь? — спросила она.
— Нет.
— Почему?
— А с чего мне тебя ненавидеть?
— Потому что я слабая и берегу свою жизнь.
— То же самое делаю я, хотя не всегда уверен в гарантиях.
— Поэтому я принимаю отставку.
— Поэтому я все приготовил.
— Ты думаешь, что все знаешь, так?
— Нет.
— Что мы делаем сегодня вечером? — поинтересовалась она, приканчивая бокал.
— Я же сказал, что мне не все известно.
— Но кое-что известно мне. Ты хорошо ко мне относился.
— Спасибо.
— Я не хотела бы расставаться.
— Но я тебя напугал?
— Да.
— Очень?
— Очень.
Я допил свой коньяк, пыхнул сигарой, рассматривая Флориду и вторую белую луну под названием Бильярдный Шар.
— Но сегодня, — промолвила она, беря меня за руку, — ты забудешь про ненависть.
Она не распечатала конвертов и потягивала вторую порцию виски, также рассматривая Флориду и Бильярдный Шар.
— Когда ты улетаешь?
— Завтра, едва забрезжит утро.
— Боже, ты стал поэтом.
— Нет, я стал тем, чем есть.
— Это я и говорю.
— Не думаю, но приятно было провести время в вашем обществе.
— Становится прохладно, — она допила виски.
— Да.
— Нужно согреться.
— И я не прочь.
Я выкинул сигару, мы поднялись, и она поцеловала меня. Я обвил рукой ее голубую искрящуюся талию, и мы покинули бар. Пройдя под аркой, мы вернулись в дом, который вскоре должны были покинуть.
Очевидно, состояние, которое я приобрел на пути к себе настоящему, сделало меня тем, чем я стал, то есть в некотором роде параноиком. Но нет. Это слишком просто.
Таким образом я легко бы мог объяснить приступы малодушия, посещающие меня всякий раз, когда я покидаю Вольную. После чего можно повернуть на сто восемьдесят градусов и сказать, что это совсем не паранойя, так как действительно имеются люди, жаждущие добраться до моей глотки. И поэтому я один вместе с моей планетой могу противостоять любому правительству или отдельному лицу, если они пожелают до меня добраться. Им придется убить меня, а это весьма дорогостоящее предприятие, так как повлечет разрушение целой планеты. И даже на этот крайний случай у меня приготовлен запасной выход — правда, его не приходилось пока испытывать в рабочих условиях.
