Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии
За рулём – Мики, представленный как полковник. Сам Мики называет себя доктором. Кажется, он волей случая попал в шестерни военной машины и хочет отгородиться от неё своими научными работами. Они едут полным составом: в первом джипе – Мики, Майя, Исии, Иосимура. Во втором – трое солдат и лаборант. Майя не помнит его фамилии. Странно, но Майю посадили на переднее сиденье, рядом с водителем.
Бетонка сменяется гравийкой, затем исчезает. Машина въезжает в заросший травой двор какого-то склада, огороженного полуразрушенным краснокирпичным забором, а затем – через обрушенные ворота прямо внутрь здания. В стене – дверь. За ней разруха неожиданно заканчивается: аккуратный коридор, ровные окрашенные стены.
Лестница, два этажа вниз, поворот, коридор, неприметная дверь. Майя пытается запомнить путь, но у неё не получается. Ничего страшного: не в последний раз.
Лифт: путь вниз.
Двери открываются, загорается свет, перед Майей – большое помещение, в центре которого стоит нечто вроде саркофага. Значит, они уже вели опыты по анабиозу. Саркофаг подозрительно напоминает то, что изображено на чертежах, только выполненное в духе стимпанка. Желтоватый металл, потёртое стекло, какие-то трубки.
«Это то, что у нас есть. Я надеюсь, вместе у нас получится что-то более совершенное», – говорит Иосимура.
Майя обходит саркофаг кругом. Ей кажется, что она вернулась в своё время, и сейчас из лифта появятся Марк, Карл, Джонни, Гречкин, и все будут смеяться над тем, как умело её разыграли. Вот же он, анабиозис, перед ней. В 1945 году она смотрит на устройство, которое изобретут спустя полтысячелетия. Где хранилась информация всё это время? Как вышло, что тайное не стало явным? Ведь анабиозис мог стать открытием века – двадцатого, двадцать первого, не важно. Но он стал открытием двадцать пятого.
«Судя по вашим чертежам, госпожа Амайя, русские разработали похожую машину, только на более высоком технологическом уровне. Мы заинтересованы в том, чтобы применить полученные от вас знания для усовершенствования нашего устройства».
Исии произносит эту тираду, точно выступает перед огромной аудиторией.
«Это называется анабиозис», – говорит Майя.
«Как?» – переспрашивает Иосимура.
«Анабиозис. От слова «анабиоз»».
Иосимура пробует на языке чужеземный термин.
«Хорошее слово», – оценивает.
Вступает Исии.
«Амайя-сан, вам придётся увидеть много неприятного. Но это нужно для науки. В том числе и при работе с долгосрочной летаргией».
«У меня в любом случае нет выбора».
«Тут вы правы».
Майя проходит по помещению, рассматривает стол с пробирками.
«Зачем вы привезли меня сюда?»
«Я хочу, чтобы вы осмотрели аппарат для искусственной летаргии и указали нам неточности», – говорит Иосимура.
Исии согласно кивает. Майя понимает, что это экзамен, который нужно пройти, потому что от него зависит её жизнь. Её будущеё – во всех смыслах этого слова.
Страшно другое. Она неплохо представляет себе общий принцип работы анабиозиса и может перечислить его составные части. Но в саркофаге Иосимуры она не видит недостатков. Трубки, клапаны, отводы – всё на первый взгляд на своём месте, никаких отклонений. Но будет подозрительно, если она ответит, что всё в порядке. Значит, это тест: найди ошибку. Точно такой же тест проходят в её времени при приёме на работу. Ничего не изменилось за шесть столетий, ничего.
Майя проводит рукой по полированному корпусу саркофага, дотрагивается до прозрачной крышки. Сходство с прибором, изображённым на её чертежах, поражает. Только там – голосовое и мысленное управление, а здесь – рычаги, ручки, ламповые индикаторы. Прибор двадцать седьмого века – это прямой потомок прибора века двадцатого.
Надо выкрутиться. Пойдём ва-банк.
«Это экзамен?» – спрашивает Майя, глядя на трёх офицеров и лаборанта.
«Да, – отвечает Иосимура. – И от него многое зависит».
Они раскусили её игру.
Майя очень хорошо понимает, кто за неё в данной ситуации, кто – против. Исии почему-то «за». Он импульсивен, по его выражению лица легко читаются эмоции. Он верит в будущее науки и анабиоза, более того, он искренне хочет, чтобы слава этого открытия досталась ему. А Майя может стать серьёзным подспорьем в работе; Исии готов рискнуть.
Иосимура – другой. Он не верит ей, и это главное. Наука вторична.
Мики, скорее всего, вообще ничего не знает о чертежах и подробностях её появления в отряде.
Майя делает ход козырем.
«У вашего спящего будут пролежни, вы об этом не подумали?»
Иосимура заглядывает в саркофаг.
«Но глубокая заморозка…» – начинает он.
«И что? – перебивает Майя. – Подача питательных веществ всё равно нужна, как и отвод лишнего. Как вы собираетесь отводить кожные выделения? За пять лет ничего не случится, а если пациент полежит сто лет, его кожа после пробуждения будет отваливаться струпьями…»
Иосимура делает шаг назад и кланяется.
«Простите, Амайя-сан, что я сомневался в вас».
Интересно, будут ли пролежни в самом деле, думает Майя. Секунду назад она обманула доктора медицинских наук. Никто и никогда не говорил ей о пролежнях. Более того, она не уверена, что на чертежах есть какие-то устройства, предотвращающие повреждение кожи спящего. Заморозка и в самом деле должна ликвидировать возможность образования пролежней. Она ляпнула наугад. Теперь осталось дождаться, когда её выстрел достигнет цели. Или попадёт в молоко.
Нет, вспоминает Майя, всё-таки там были системы отвода. Точно-точно, она рассматривала чертёж. Были. Значит, она спасена. Ей нашлось место в этом странном мире.
«У нас много работы», – говорит Иосимура.
9
Большой лекционный зал корпуса № 63 полон, хотя уже вечер, около восьми, и рабочий день давно окончен. Огромная карта мира занимает всю стену за спиной лектора. Эта карта должна была постепенно окраситься в белый цвет, а в центре её – в районе Африки – должен был появиться красный круг. Япония готова была проглотить мир, но глотки не хватило. Слишком хрупкими оказались зубы, слишком нежными дёсны, слишком мягким язык. Красное на белом – это всего лишь крошечная часть планеты.
Исии Сиро не стоит за кафедрой, нет. Когда перед ним толпа слушателей, он ни секунды не может быть спокоен. Защитный мундир с орденами, пышные усы, метр восемьдесят один сантиметр чистой силы и энергии. Добрый вечер, господин генерал-лейтенант.
В его руке микрофон, но он ещё не начал говорить. В зале – перешёптывания.
Середина июля 1945 года, два месяца до капитуляции, в которую никто не верит.
Провод микрофона цепляется за ноги Исии, он несколько раз комично перепрыгивает через него.
