Виталий Пищенко - Баллада о встречном ветре (сборник)
— Скажите, Яарвен, — заговорил Юрий, — если бы рабам удалось ворваться в город, что бы вы сделали?
Атлант с силой сжал ладони рук.
— Я бы уничтожил храмы Посейдона, казнил всех его служителей. Почему мы должны поклоняться богу, который ненавидит мой народ?! Он не выпускает корабли атлантов в море! Жрецы говорят: терпите, Посейдону нужны жертвы… Сколько можно приносить жертв! На Олимпе много богов. Поклоняться нужно всем! Этого не хотят жрецы. Когда-то они были хранителями мудрости, могли рассчитывать ход звезд по ночному небу, предсказать, когда пойдут благословенные дожди… Нынешние жрецы не могут ничего, только говорят: терпите, или — нужны жертвы!
— А что стало бы с жителями Посейдонии? — спросил я.
— Мы освободили бы рабов. А хозяева… Им и их отпрыскам пришлось бы испытать на себе, что такое рабство, сменить дома, покрытые орихалком, на хижины. Но ведь это справедливо! И потом, должен не кто-то трудиться на полях и в каменоломнях.
— Ну а Владыки Атлантиды? Какая судьба ждала их?
Яарвен с недоумением посмотрел на меня:
— Великий, как может смертный поднять руку на сына Повелителя Моря? Мы отнеслись бы к ним с почетом. И кто знает, может быть, они убедили бы грозного Посейдона милосерднее относиться к атлантам. Тогда другие бессмертные будут получать жертвы не за его счет.
— Что же вы будете делать теперь? — спросил Юрий.
— В Атлантиде много рабов. И они пойдут за Яарвеном, особенно теперь, после того, как могущественные боги спасли меня от смерти. Великие! Клянусь, что вы займете самые почетные места среди богов Атлантиды!
— Мы не боги, Яарвен, — устало проговорил Богомил.
Вместо ответа атлант склонился до земли.
— Девушка устала, — произнес Старадымов. — Да и на твою долю, Яарвен, сегодня выпало немало испытаний. Вам необходимо отдохнуть.
— Слушаюсь, Великий, — ответил атлант. — Если позволишь, мы ляжем под деревом снаружи.
— В пещере всем хватит места. Под деревьями полно змей. Отдыхайте. А нам нужно обсудить свои дела. Мы выключим говорящую машину, чтобы не мешать вам.
— Слушаюсь, Великий, — покорно повторил атлант.
56. БОГОМИЛ ГЕРОВ
Мы понимали, что спасение Яарвена будет для него очень сильным стрессом, ведь он в то мгновение, когда его швырнули в колодец, наверняка распрощался с жизнью. Но это был единственный способ, который позволял спасти вождя повстанцев, практически не вмешиваясь в развитие событий. Теперь островитяне были уверены, что Яарвен погиб, и все должно было пойти своим чередом. Жрецы явно не очень опечалятся исчезновением двух «Богов» и станут управлять страной, как и прежде, возможно даже, поручат кому-нибудь в торжественных случаях являться перед народом в золотой и серебряной масках, подобрав для этого кандидатуры соответственного телосложения. Правители по-прежнему будут ссылаться на «Богов», добиваясь повиновения сограждан. Рабовладельцы останутся до поры до времени рабовладельцами, рабы — рабами. А дальше, дальше судьбу острова будет решать Всемирный Совет, для которого могут сослужить неплохую службу нами добытые материалы.
У меня было и еще одно опасение — как бы сердце Яарвена не отказало еще до того, как мы поймаем его в силовую сеть и успеем кое-что растолковать. Но, соглашаясь на проведение этой операции, я вовремя вспомнил слова знаменитого мыслителя древности Сенеки, говорившего, что глупо умирать прежде, чем придет смерть. Вспомнил и успокоился, понимая, что вождь восставших не может быть тем, кто умирает раньше смерти.
Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили. Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.
— Ни дать ни взять — голубки, — сказал Линекер.
Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.
— Похоже, здесь нам больше делать нечего, — задумчиво произнес Старадымов, — все, что могли, мы сделали.
— Куда теперь? — подал голос Линекер.
— Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.
— А эти… владыки ничего о них не рассказали? — спросил я.
Старадымов отрицательно покачал головой.
— Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, — продолжал я.
— Не хватало ради этого энергию расходовать, — саркастически заметил Джерри.
— Утром слетаем, — отозвался Юрий, — необходимо узнать от них правду.
— Айкен вряд ли что-нибудь скажет, — поделился сомнениями Джерри, ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?
— Зато Маноло — трус изрядный, — ответил Старадымов, — ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.
— Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, — буркнул Линекер.
Маноло и Айкен… Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию — Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:
— Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?
Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:
— Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?
Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.
57. РАССКАЗ «ПОСЛЕДНЕГО ОПЕРА»
… Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары…
Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее, незаметно подкрался…
То, о чем я тебе хочу рассказать, тяжелым грузом лежит у меня на совести. Официальные материалы расследования еще долго будут храниться в архиве. Такова уж судьба этого несчастливого для меня дела. До сих пор не могу простить себе… Ни преступника не нашел, ни толком не разобрался в том, что произошло. Как говорится, труп налицо, а виновного и след простыл, словно сквозь землю провалился проклятый Веркрюисс.
Многих моих современников в жар бросает при слове «убийство». За долгие годы работы в Отделе по борьбе с искоренением преступности я с этим жестоким словом свыкся, наверное, произошла обыкновенная профессиональная деформация. Но вот такого, чтобы убийца через день-другой не пришел каяться, я что-то не припомню. Бывало, руководитель нашего отдела по нескольку дней не разрешал задерживать преступников, зная, что рано или поздно они сами явятся с повинной. Давал, так сказать, людям, преступившим закон, самим осознать содеянное. Теперь-то я понимаю, насколько он был прав, давая злоумышленникам возможность самим осознать весь ужас, всю неестественность того, что они натворили.
