Михаил Михеев - Вирус В-13
Профессор Русаков сел. Наступило томительное молчание. Внезапно из "голубого корпуса" донесся звенящий, протяжный крик.
Со стула медленно поднялся профессор нейрохирургии Шатров.
- Кто-то решил проверить на нас новое пакостное оружие,- сказал он, поворачивая к присутствующим лысую голову с круто нависающим лбом.- Вызов брошен нам, советским медикам, и делом нашей чести будет обезвредить гнусный, из-за угла нанесенный удар. Я согласен с вами, Петр Петрович,кивнул он профессору Русакову,- нам нужна операция. И другого пути у нас нет... Молчание присутствующих коллег подтверждает мои слова... Но вопрос в том, есть ли у нас больной, способный выдержать такую сложную операцию. У него должно быть железное здоровье. Большинство заболевших уже находится в бессознательном состоянии. А нам нужно сознание больного - операция будет без наркоза, больной своими ощущениями должен помогать нашим поискам. Мы все это должны рассказать человеку, который согласится на такую операцию. Мы должны будем сказать, что это будет очень больно... и долго очень больно. Значит, у него, кроме железного здоровья, должно быть еще и большое мужественное сердце...
Профессор Шатров говорил громко и взволнованно.
И Гусаров рядом, в кабинете главврача, так же взволнованно слушал каждое его слово.
Медсестра, забыв про требование, все еше стоялa в открытых дверях. И Гусаров тоже забыл про дело, которое привело его сюда. Он слушал и смотрел в угол кабинета, где находился белый хирургический шкаф. На его стеклянных полках поблескивали инструменты, пилки, щипцы, скальпели, круглые никелированные банки.
Гусаров смотрел на верхнюю полку, где стоял стеклянный графин.
Графин с водой из кабинета начальника заставы Стакан нашелся на письменном столе главного врача.
Гусаров взял его в руки, остановился и глубоко вздохнул... Он колебался, но всего несколько секунд...
- Что вы делаете?! -услышал Гусаров за своей cпиной испуганный голос медсестры.
...Профессор Шатров замолчал и сел на скрипнувший стул. В комнате опять наступила тишина, было слышно, как из крана падали капли в раковину умывальника.
Скрипнула дверь, послышались тяжелые редкие шаги.
Профессор Русаков первый оглянулся, за ним повернулись остальные.
Вертя в руках пустой стакан, в дверях стоял Гусаров.
Он, как было видно, собирался что-то сказать, но, смущенный общим вниманием, смешался и потупился, не зная, c чего начать. Из-за его спины выглядывала медсестра. Прижав к груди требование, она только молча переводила растерянный и испуганный взгляд с лица Гусарова на стакан в его руках и обратно.
- Я слышал,- сказал, наконец, Гусаров, от смущения с трудом подбирая слова,- извините, я случайно... я требование приходил подписать...- он посмотрел на профессора Русакова как-то по-детски, светло и застенчиво, товариш профессор, вам больной нужен для операции. Так вы возьмите меня, я терпеливый... А бок у меня уже и не болит... все зажило.
- Дорогой мой,- встрепенулся профессор Русаков,но ведь вы же здоровы. А нам нужен больной, вы понимаете?
- Понимаю, но я тоже скоро заболею. Вы извините меня,- Гусаров повернулся к главврачу,- я там у вас из графина два стакана воды выпил. Значит, тоже скоро буду больной. Возьмите меня для операции, товарищ профессор, я выдержу.
Гусаров, не зная, что ему еще сказать, повернулся к медсестре, как бы прося у нее помощи. Увидя у нее в руках требование, он взял его и протянул главврачу.
- Что? - не понял тот.- Требование... подписать бы нужно, кладовщик без подписи не выдает. Больных переодеть не во что.
План Байдарова
План, предложенный Байдаровым для спасения Тани, был до дерзости прост, но в нем было много непродуманных деталей. Нельзя было все предвидеть, многое зависело от случайных обстоятельств.
Выполнение плана требовало, безусловно, находчивости и риска.
- Нам не из чего выбирать,- сказал Байдаров. - Ничего более подходящего нет. Некогда придумывать - каждая лишняя минута может стоить Тане жизни.
...В первом часу ночи Байдаров и Березкин выехали на своем кадиллаке на загородное шоссе.
Ночь была темная; большие чужие звезды холодно поблескивали в черном бархатном небе. Байдаров сидел за рулем собранный, молчаливый и следил, как проносились мимо придорожные кусты, освещенные прыгающим светом фонарей.
Свернув на дорогу к клинике, Байдаров проехал сотню метров, потом развернул машину обратно, подогнал ее под нависающие кусты акаций и выключил свет. Мотор вздохнул и замолк. Зазвенели замолкнувшие было цикады.
Березкин остался в машине один.
...Дежурный в проходной у ворот клиники, очевидно, был предупрежден, его свинцово-неподвижное лицо не выразило удивления. Он пропустил Байдарова и, закрыв за ним дверь, щелкнул ключом.
Двор клиники был темен и пуст. У подъезда, как Байдаров и ожидал, стояла белая машина. Проходя мимо, он осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не следит, заглянул в кабину. Ключ зажигания торчал в переднем щитке. Под рулевым колесом белела круглая головка ручки переключения Скоростей.
Коридор клиники Освещался мертвенным сиянием газосветных ламп. Шаги глохли в пушистом ворсе дорожки. В пустой приемной Байдаров повесил шляпу и постучал. Ему никто не ответил, он собирался постучать еще раз, но дверь стремительно распахнулась, и из кабинета с охапкой одежды, в руках боком выскочил рыбоглазый служитель.
Сама хозяйка стояла посреди комнаты, недобро поглядывая ему в след. Увидя Байдарова, она протянула левую руку, в правой был зажат хлыст.
- Прошу прощения за маленькую семейную сцену, - сказала она.- Но мои люди так разленились, что не могли вовремя приготовить вечернее платье. Мы задержимся на несколько минут.
Фрейлейн Морге подняла хлыст и концом его поправила Байдарову завиток волос, упавший на лоб. Он невольно моргнул. Она усмехнулась коротко, вызывающе.
- А если бы я вас ударила?
- Попробуйте,- спокойно и серьезно ответил Байдаров.
- Что бы вы сделали?
- Не знаю. Возможно, я выпорол бы вас вот этим же хлыстом.
- Женщину?
- Женщина может рассчитывать на уважение до тех пор, пока она ведет себя... как женщина,- возразил Байдаров.
- Ваше изречение не особенно удачно. Я подразумеваю - в литературном смысле.
- Может быть,-согласился Байдаров.- Я не силен в немецком языке. По-русски я бы выразился иначе.
Фраза прозвучала многозначительно и дерзко. Но, казалось, фрейлейн Морге не обратила на это внимания.
Закинув голову - Байдаров был значительно выше нее - она некоторое время пристально разглядывала его прозрачным, как бы обнаженным взглядом... Но вот глаза ее потемнели, на скулы набежала легкая краска. Она отвернулась и показала хлыстом на кресло.
