Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)
Потом запоздало пригласил их в квартиру.
Они ждали его возвращения в гостиной – все вместе. Вся большая семья из четырех поколений бессмертных. Прадед, дед, родной брат деда, трое сыновей у первого и двое – у второго, сыновья сыновей, его братья… Пятнадцать мужчин.
Молодых.
Всем – от восемнадцати до двадцати.
Навсегда.
Женщины, их жены. Женщин меньше. И каждая – куда старше своего мужчины. Жены прадеда и дедов давно умерли и похоронены с положенными почестями на городском кладбище. Они – матери граждан. Сами же гражданами стать не захотели, не успели… или не смогли.
Даже у матерей героев может взыграть в душе малодушие.
А может…
Может, из великой любви их мужья предпочли, чтобы их возлюбленные не получили гражданства вместе с вечной жизнью?
Бред. Нет, точно бред. У Димы это в голове не укладывалось. Раньше как-то не задумывался, а сейчас вот разом накатило. Он заставил себя перестать думать о запретном, сосредоточившись на радушных объятьях и поцелуях.
Майор обратился к семье с приличествующей случаю торжественной речью, поздравив всех с возвращением бойца и выразив благодарность от командования округа и правительства за правильное воспитание отпрыска.
Вручил Диме паспорт, пожал руку и, приложившись напоследок к поднесенной прадедом Тихоном лейденской мегабанке, козырнул и был таков. Только железное эхо прогрохотало по лестнице, разнеслось по двору и пропало в шорохе облетающих тополиных крон.
Накрыли стол, под завязку накачав Диму («Изголодался, поди, в своей казарме-то, а, сынок?») энергией из свежепротянутой – подарок мэрии семье ветерана! – выделенки-прямоточки, гнавшей чистейший, неразведенный по отводам поток с самой Новомосковской ГРЭС. Подкрепившись, повеселели и пустились в разговоры, по десятому разу пересказывая друг другу слышанные тысячу раз уже истории.
Дима осоловел, заскучал и отправился бродить по знакомым комнатам. Услышав звонок в дверь, пошел открывать.
На пороге стояла Юлька. Такая, какой он ее запомнил при прощании в военкомате год назад.
Очень красивая.
– Димочка, милый, – сказала Юлька. – Я хочу ребенка. Очень хочу. Ребенка. От тебя.
Дима опешил. К этому разговору он готовился давно – с того самого момента, когда попал в армию, оставив на гражданке любимую девушку, которая обещала дождаться его, как обещают своим возлюбленным все без исключения девушки на свете. Вот только дожидаются далеко не все – даже теперь, когда домой возвращаются все. Все без исключения.
Юлька дождалась.
Проблема была в том, что все его родственники по мужской линии успели зачать детей до… До получения гражданства.
Дима не успел.
Как известно, от брака оживленного с живым дети не родятся. Ну, не положены гражданам ВСЕ реабилитационные процедуры.
Но общего знаменателя достичь вполне возможно – единственно верным путем.
– Ты правда этого хочешь? – спросил Дима.
Юлька кивнула. Улыбнулась – и заплакала от радости и счастья. А потом кинулась ему на шею.
* * *Свадьбу сыграли скоро, не откладывая – к чему ждать, когда чувства у молодых успокоятся? А вдруг передумают еще, и не получит Отчизна новых граждан своевременно…
Но не передумали, нет.
Сходили в некроклинику по месту жительства, сдали все положенные анализы, тесты и пробы прошли. Получили благословение от властей. Отцы-благодетели прислали с рабомодифицированным курьером из бывших преступников гарантийное письмо – и мать, и родившийся ребенок сразу получали гражданство. Жертва со стороны родителей сомнению не подлежала, и подобное чувство высокой гражданской ответственности следовало всячески поощрять – что власти и делали.
Отгуляли свадьбу. Чин-чинарем, как у людей. Живым – шампанское вино, оживленным – ватты с джоулями, но все в меру, без излишеств. Марку держать надо. Как-никак, а четыре поколения безупречного служения Родине.
В первую брачную ночь оставили молодых одних.
– Ты готова? – спросил Дима, когда Юлька – теперь жена! Жена! – переступила стройными ногами в белых чулочках через сброшенное платье.
– Конечно, любимый мой, – сказала Юлька, целуя его горячими губами. Глаза у нее горели рыжим огнем осени. Потом запрокинула голову, подставляя горло. Улыбнулась. Прикрыла веки.
Дима долгую минуту, припав ухом к упругой груди, слушал, как бьется, спокойно и ровно, Юлькино сердце, и как никогда отчетливо ощущал могильную пустоту в груди собственной.
Потом взял Юлькину лебединую шею в свои ладони.
Сдавил.
Держал до тех пор, пока не перестало вздрагивать роскошное тело.
Уложил на кровать.
Позвонил в некротложку.
Проводил черный мешок на молнии, погруженный на каталку, до мобиля с черным крестом на борту.
До одури насосался электричества из выделенки. Никто и слова ему не сказал.
Наутро хлопнул дверью, коротко прогремел по лестнице сапогами и вышел в первый день своей настоящей взрослой жизни…
* * *Год спустя пронзительно-голубое сентябрьское небо все так же отражалось в лужах на дорожках старого парка. Ветерок гнал желтые и алые кораблики опавших листьев среди утонувших в пруду облаков, шелестел листвой древних деревьев, развевал волосы спешивших по своим делам прохожих.
У Димы сегодня был выходной, и они гуляли всей семьей по аллеям парка, в четыре руки толкая перед собой коляску. Юлька по случаю наступления осени щеголяла в сверхизящном демисезонном пальто охряного цвета, которое удивительно ей шло, подчеркивая злато-карие глаза под каштановой челкой. Николай Дмитриевич, трех с половиной месяцев от роду, размахивал ручонками, стараясь дотянуться до гирлянды погремушек, дразняще раскачивавшихся перед самым его лицом. Наконец малышу это удалось, и, сорвав с пружинки одного из разноцветных клоунов, Коленька одним махом откусил ему голову и с аппетитом захрустел пластмассой.
– Ну вот опять! – всплеснула руками Юлька и полезла отнимать у «охотника» его добычу. – Опять все губы да десны поранит…
– Не переживай, – улыбнулся Дима. – Просто голодный он, кормить пора. А губы, десны… Как говорится, до свадьбы заживет. Видишь, крови же нет.
Юлька посмотрела на него как-то странно, потом тряхнула головой, словно гоня прочь наваждение.
– Да, верно, любимый, – сказала она. – Конечно же, заживет. И непременно – до свадьбы.
* * *Чуть позже Юлька спросила:
– Что же мы будем делать?
– Жить, – ответил Дима.
– Жить, – эхом отозвалась Юлька. – Как все у тебя просто получается…
Губу она, разумеется, закусила, чтобы не расплакаться. Глаза у нее были совершенно сухие. Выцветшие и словно подернутые паутинкой, но все равно очень и очень красивые. Глаза любимой женщины. Самые красивые из всех, что доводилось видеть Диме.
