Джон Уиндем - Отклонение от нормы
Несколько секунд мы рассматривали друг друга. Наконец она с грустью вымолвила:
– Ты не узнал меня, Дэви!…
До этого момента я действительно не узнавал ее. Но когда я услыхал, как она произнесла: «Дэви!…», что-то дрогнуло во мне.
– Софи! – вскрикнул я. – Софи…
Она улыбнулась.
– Дэвид, милый… Они сильно тебя избили?
Я попробовал пошевелить руками и ногами: они словно одеревенели и в нескольких местах сильно саднили. Болело все тело, а голова просто раскалывалась. Струйка крови стекала по левой щеке… Но кости как будто были целы. Я попытался подняться, но она быстро положила мне руки на плечи и прошептала:
– Нет-нет, подожди. Позже… когда стемнеет.
Она не отрывала от меня своих грустных, внимательных глаз.
– Я видела, как вас привели. Тебя и девочку… И еще женщину… Кто она, Дэви?
Эти слова буквально подбросили меня, как пружина. Я попытался связаться с Розалиндой и Петрой, но не слышал в ответ ни звука. Зато Мишель сразу отозвался.
– Слава Богу, наконец-то ты очнулся, – с облегчением произнес он, чувствуя мою страшную тревогу. – Мы все извелись… Не волнуйся, с ними все в порядке! Они обе спят. Очень устали…
– А… Розалинда?!
– Говорю же, с ней все в порядке! Что с тобой?
Я рассказал ему все. Наш «разговор» занял всего несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы Софи стала с недоумением вглядываться в меня.
– Кто эта женщина, Дэви? – повторила она.
Я объяснил, что Розалинда – моя двоюродная сестра. Софи все так же внимательно, изучающе смотрела на меня, пока я отвечал на этот вопрос, и медленно кивнула.
– Он ее хочет? – спросила она.
– Так он сказал, – угрюмо ответил я.
– Она… она может родить ему детей, понимаешь? – сказала Софи.
– Для чего ты мне это говоришь? – резко спросил я.
Она помолчала.
– Ты ее любишь, – наконец сказала она, не столько спрашивая, сколько сама себе отвечая.
Слово… Опять всего лишь слово… Когда у людей все мысли общие, когда радость и горе любого улавливаются мгновенно и ощущаются, как свои собственные… Где тогда найти слова, чтобы выразить это?… Таких слов просто нет, для этого нужно другое… совсем другое…
– Мы… любим друг друга, – сказал я. Это было все, что я мог ей сказать.
Софи кивнула и стала безучастно обламывать сухие ветки, которые держала в руках.
– Он сейчас ушел… Туда, далеко, где они сражаются. Сейчас она в безопасности.
– Она спит. Они обе спят, – сказал я.
– Откуда ты знаешь?!
Я коротко объяснил, стараясь растолковать ей все, как можно проще. Она слушала, продолжая обламывать ветки. Потом отбросила их в сторону и кивнула.
– Я помню, – задумчиво прошептала она, – еще тогда… Мама говорила мне что-то… Что будто ты понимаешь ее раньше, чем она успеет сказать… Это и есть то самое?
– Вероятно. Я думаю, у твоей матери тоже было это, но… очень слабое… Так что она сама даже не знала об этом… Не догадывалась…
– Наверно, это здорово, – сказала она с завистью, – все равно что иметь глаза, которые видят насквозь?…
– Да… приблизительно так, – подтвердил я, – но это очень трудно объяснить словами… Правда, иногда это может причинить и… боль.
– Быть отклонением – уже больно… Очень больно! Всегда! – она по-прежнему сидела на корточках и разглядывала свои коричневые от загара руки. – Если она сумеет родить ему детей, я буду ему уже не нужна… – тихо выговорила она.
Хоть и было темно, я увидел, что щеки ее мокры от слез.
– Софи… милая! Ты что… любишь этого «Паука»?
– Не надо! Пожалуйста, не называй его так. Мы здесь все не такие, как… Его зовут Гордон, и он… добр со мной… Ах, Дэви, если бы у тебя было так мало в жизни хорошего, как у меня, ты бы понял, что это для меня значит! Ты никогда не поймешь, какая кошмарная пустота здесь вокруг! Я бы родила ему детей, если бы могла… Если бы я только могла!… Скажи, зачем они делают это с нами?! Почему они не убили меня сразу? Это было бы милосердней…
Она молча плакала, не рыдая, даже не всхлипывая, просто слезы текли и текли по всему лицу. Я взял ее за руку…
Вдруг передо мной отчетливо встала картина: мужчина и женщина держатся за руки, а маленькая фигурка на лошади машет мне ручонкой… Машет, машет… А потом они все исчезают за деревьями, а я остаюсь стоять, полный горя от своей первой утраты, чувствую прикосновения детских губ на моей щеке и сжимая кусок желтой ленты с прядью темных волос в кулаке…
– Софи… – с трудом сказал я. – Софи, послушай меня. Этого не будет, слышишь?! С Розалиндой у него ничего не выйдет! Я знаю это, понимаешь?!
Она подняла на меня глаза.
– Как ты можешь знать такое про… другого? Ты просто… Тебе просто хочется так думать…
– Да нет же, Софи! Я знаю! Мы с тобой тоже можем знать друг про друга не так уж мало, но с Розалиндой все совсем иначе… Ну, это трудно объяснить словами. Это… часть того, о чем мы сейчас говорили. Когда думают вместе, понимаешь?
Она смотрела на меня с сомнением.
– Это правда? Я никак не могу понять…
– Тебе трудно понять, я знаю. Но поверь мне, это правда! Я могу чувствовать и точно знать, что чувствует она к этому па… к этому человеку.
Она смотрела на меня теперь почти с ужасом.
– А ты… – неуверенно начала она, – ты можешь видеть то, что я… сейчас думаю?
– Не больше, чем ты можешь видеть, о чем думаю я, – я понял, чего она испугалась. – Пойми… это не… Ну, не как подглядывание, а вроде разговора… Ты просто можешь разговаривать, только не словами, а мыслями… Можешь передавать, но можешь и не передавать их, если не хочешь… Если они касаются только тебя… Понимаешь?
Ей объяснить все это было гораздо труднее, чем в свое время Акселю, но я старался выбирать самые простые и понятные слова. Вдруг я сообразил, что уже почти не вижу ее лица. Стало совсем темно.
– Уже стемнело, Софи… – сказал я.
– Да, теперь мы можем идти. Только осторожно, – предупредила она. – Ты можешь двигаться? Это совсем рядом.
Я с трудом поднялся на ноги, все еще чувствуя сильную боль во всем теле. Голова кружилась, но идти я, кажется, мог. Софи видела в темноте лучше меня – она взяла меня за руку, и мы медленно двинулись вперед, стараясь держаться вблизи деревьев. Слева я различал огоньки костров и понял, что мы идем по самому краю поселка. Когда мы дошли до низкого утеса, Софи остановилась и положила мою руку на лестницу из веток, которую я увидел лишь после того, как дотронулся до нее.
– Лезь за мной, – сказала она и сразу пропала в темноте.
Я осторожно стал взбираться по лестнице вверх, пока не добрался до ее конца и руками не ухватился за край гладкой площадки. Ее рука нашла в темноте мою, и она помогла мне взобраться наверх.
