Владимир Колотенко - Стена плача
- Живет в вашей Пирамиде?
«Симфония в белом»? Похоже...
- Стал щедрее. Это - много. Он качнулся в сторону света. Это, повторяю, значит очень много и многого стоит! Дорогого!
- Почему только острова? - спрашивает Лена. - Это напоминает мне лепрозории или резервации индейцев.
- Острова - название условное. У нас есть остров Крым, острова Ватикан и Монако, Лихтенштейн и Гонконг, Тибет и Лас-Вегас...
- А как, кстати, ваш принц Альберт? Он построил Пирамиду в Монако?
- Ему больше по душе Северный полюс. Он покорил его так же легко, как...
- И на мировой карте счастья эти ваши места...
- Есть и острова-города: Париж, Рим, Нью-Йорк, Дели, Пекин... И острова-государства: Ватикан, Лихтенштейн, Монако...
- А острова-континенты?
- Мы были в шаге от этого. На карте мира это были острова совершенства в мировом море человеческой глупости.
- Были?
- Были, конечно. Наша всевсленская Пирамида сегодня бы уже... Да...
И Пальмира, и Бермуды, и множество других аномальных мест на планете... Нам все-таки и там удалось...
Лена восхищена:
- Вы бесстрашны!
- Мы приходим с добром, а добро понимаемо на любом языке. Были, конечно, и промахи...
- Вы теряли людей?
- Но не веру.
- А нашли, нашли то, что искали? Символ новой эры?
- Пирамида!
- Но, пардон, египтяне...
- На новом витке. Египтяне совсем не знали геномики. Ни геномики, ни генетики... Пирамида с Иисусом на самой вершине, точно таким, как в Рио и в Санто-Доминго, да-да, Пирамида с Христом на вершине...
- А что Тина, она появилась у вас? Вы её тоже... Руки твои ощутили её непустоту?.. Наполнились ею!
- Да какая там Тина?! При чём тут ваша Тина?!
Напоминание ни с того, ни с сего о Тине вывело меня из себя. Я же мог писать ей такие... ммм... такие письма!
- Извини, - произносит Лена, виновато улыбаясь, - я не хотела... У тебя снова глаза...
- Побелели?
- Нет, как у Иисуса - позеленели...
- Извини, - произношу я, - я погорячился.
- Слушай, - говорит Лена, - выбрось ты эту Тину из головы! Делов-то...
Легко сказать!
И ещё мне нравилось её ревновать! Тину!
Но кого я ревную - пустоту?
Пустоту?!
Пусть!
Выбросить Тину из головы?! Во Ленка даёт-то!
Я мог бы писать ей такие письма!
И ведь это не сон. Проснуться и сказать ей «Здравствуй, Тинка!» нельзя.
- Юсь, ты успеваешь? - спросил я.
- Всегда!
Между тем и Ленин, и Папа уже требовали к себе нашего внимания.
- Ты не хочешь помассировать мне спинку? - спрашивает Юля.
- Спинку?..
- Угу... У тебя это здорово получается...
Спинку? Спинку! Да я хоть... Хо! Ты ещё спрашиваешь...
- Раздевайся, - говорю я.
- Сам, - говорит Юля, - помоги мне...
- Ложись, - говорю я, - руки вдоль туловища, голову - набок...
- У меня нет туловища, - говорит Юля, - ты - не видишь!
Я вижу - нет! Божий дар!.. Ангел...
И вот я уже массирую... Легкими летающими движениями своих шёлковых ладоней снизу вверх, нежно-ласково вдоль позвоночника... и по ниточке ёе шёлковых позвонков... её шея, её плечи... ангельские крылышки-лопатки и рёбрышки... Слюнки катятся... Её поясница, требующая усиленной ласки, её...
Чтобы не раствориться в процедуре и не потерять под ногами землю, я заставляю себя слушать Юлино полусонное бормотание:
- ...и я в состоянии творческого вожделения...
Ясное дело...
- ... ищу мысль... идею, прекрасную как... утренняя звезда...
Юлины мысли меня всегда восхищали, а их поиск - приводил в трепет! Юлька в поиске - это чудо неземной красоты!
- ...как исчезающая росинка...
Я чувствую, как и я наполняюсь её росой.
- ... ловлю... ловлю... в предвкушении божественного экстаза красоты...
В предвкушении экстаза неземной красоты я едва держусь на ногах.
- ...и у меня очень волнительное состояние...
Надо признать, надо признать... Ещё бы!
- ...как будто я иду на свидание с абсолютной красотой, от которой при первом взгляде можно умереть...
Я закрываю глаза, чтобы не умереть.
- ...при первом звуке голоса... умереть дважды...
Я прислушиваюсь: лишь немые звуки восторга рассыпаны по всему моему телу. Чтобы не умереть дважды, я не нарушаю этой грохочущей своей тишины.
- ...а при прикосновении - умереть тысячу раз... тысячу раз...
Все сто тысяч раз!..
Я точно знаю, что очень крепко умер, умер так, что...
И всё-таки я ещё слышу:
- ...вот я... трепещу...
Вот и меня трясёт...
А моя Юленька спит, уже спит... Как сурок, как сурок... Посапывая... Как дитя, как дитя... И мне ничего не остаётся как прикрыть это славное, нежное, лёгкое, как чаячий пух, любимое тельце...
Лебединый пух...
Тополиный...
Йййуууссссь...
Знаю - дурею...
Так при чём тут Тина?
Много позже, когда уже была разгадана тайна Тининого письма и мир познал и признал её сакральный смысл, я не смог простить себе...
Впрочем, что уж теперь?
Мог бы, мог бы... писать ей такие письма!..
... ага... вот «Мосток»... и вон там, за теми перильцами - тень... только тень... Тины тень... Тинотень... Надо было свой «Nikon» развернуть чуть правее и Тинка попалась бы в перекрестие его прицела...
Как в силки...
Фотоохота...
А руки - пусты-то...
Навек?..
Глава 10
«Отчего так ничтожен улов у песочных часов?»
Собственно говоря, я мог бы разделаться со своими преследователями и сам. (Они, как песочные часы, крича своими безвозвратно-безжалостно падающими в смерть песчинками, преследуют меня по всему миру). Я мог бы, не проявляя никаких признаков геройства, просто-напросто затаиться, залечь, так сказать, на дно. И никто бы никогда меня не нашел. Но где взять столько времени, чтобы крабом-отшельником таиться на каком-то там затхлом, пропитанном трусостью дне? И не в этом заключается моя миссия - прятаться от людей. Вот я и рискую. Рискую не только нашей Пирамидой и даже собственной жизнью, я подвергаю риску и жизнь Юлии. Но с самого начала, как только она почуяла угрозу моей жизни и даже поучаствовала, а если быть точным - по сути, спасла мне жизнь (вот уже год прошел с того памятного момента), ей, я уверен, и в голову не могла прийти мысль заняться чем-нибудь другим, скажем, своей экологией, мировым потеплением или таянием льдов в Антарктиде... («Пока Земля ещё вертится...»), своей режиссурой или озоновыми дырами в небе («Пока еще ярок свет...»), или своими мантрами, о чем она с детства мечтала, нет... «Могу ли я восхищаться тайнами звёзд, когда вокруг смерть или рабство?!». Я заметил, что ей даже нравилось жить со мной в постоянной тревоге. Опасности ее не пугали. Когда я однажды спросил, не хотелось бы ей вернуться в Европу, она твердо сказала:
- С какой стати?
Я ждал, что она скажет еще.
- Разве я мешаю тебе? - спросила она.
- Как ты могла такое подумать?
Я был благодарен ей... За что, собственно? За все...
Иной раз я просто теряю терпение: как же так?!
- Что?..
Она не понимает, зачем так старательно выводить слова на бумаге, если есть телефон. Можно позвонить и все выяснить. Скажем, во сколько человечеству обойдется его равнодушие?
- Во сколько чего?
- Душ, я бы сказала - душ. Ведь жертвы при таком непонимании неизбежны.
- Издержки совершенствования... Пойми: слово - пустой звук, а бумага...
- Слово, - возражает она, - было даже в Начале.
Ах, как она права!
«...да при чём тут стихи вообще, стихи это чушь ерунда... все слова голые и зачем одевать одним словом другое...ну, скажите же просто куда-нибудь в синее - ДА... и послушайте эхо... какое оно голубое...».
Ах, как она права! Эхо - голубое!
Слово, я понимаю, не пустой звук. Я боюсь потерять эту родниковую воду.
- И ты не боишься? - спрашиваю я. Чтобы перестать бояться.
- С тобой я ничего не боюсь.
И все-таки факт остается фактом: всегда бывает только это сегодня, это вечное сегодня... Сейчас!..
- Вчера вечером, - говорит Юля, - мы едва унесли ноги от этих придурков. Надо же... А ведь была вероятность остаться в этом ущелье, так сказать, навсегда, навеки...
- Зато сегодня, - говорю я, - мы имеем возможность...
А сам думаю: навсегда, навеки... Вдруг - «...если руки навек пусты...». Это из недавнего вчера. Сегодня - это сегодня. Все, что было вчера нужно вычеркнуть, выбросить на обочину... В самом деле: вчера мы чуть было не погибли под этой сумасшедшей лавиной. Рисковали? Конечно! Зато какие сильные пережиты ощущения! Но как выкинуть на обочину эту пустоту рук, что навеки?
Сегодня, вчера, завтра...
Всё в этих руках!
Они всегда наполнены нами!
Я бы укусил эту Тину!
- Слушай, - вдруг спрашиваю я, - а ты заметила ту девчушку, что...
- Какую ещё девчушку? - спрашивает Юля.
- Ну, там, у дерева... Когда волна снега пошла...
- Никого там не было, - говорит Юля, - и быть не могло. Какая ещё девчушка?
