Игорь Росоховатский - Понять другого (сборник)
— Слава богу, все обошлось. Теперь будете жить двести лет. Я уже объявил, что обещанный номер зрители увидят завтра или послезавтра…
Виктор отрицательно мотает головой…
— Ну, ладненько, не огорчайтесь, не отчаивайтесь, я объявлю в конце программы, что вы заболели и номер откладывается до выздоровления. Так?
Виктор ничего не отвечает. Он до боли сжимает зубы, стараясь изгнать из памяти мелькание поручня, посыпанную мелкими опилками желтую арену и сверкающую стрелой проволоку…
4
— Артист Виктор Марчук после того случая у нас больше не выступает.
— А в цирке работает?
— Нет, отказался наотрез.
— Конфликт?
— Дело не в том. Видите ли, товарищ следователь, извините, не знаю вашего имени-отчества… Павел Ефимович? Так вот, Павел Ефимович, артист Марчук, как бы вам сказать, стал калекой…
— По моим сведениям, у Марчука не было травмы.
— Кроме психической.
— И…
— И она оказалась неизлечимой. Поезжайте к нему домой, убедитесь…
5
Павел Ефимович Трофиновский, следователь, долго раздумывал, вытряхнув на стол бумаги из разных папок. Он перебирал их и так, и этак, перечитывал, сортировал, раскладывал, как пасьянс, и наконец решительно собрал их все в одну папку, будто объединял делопроизводство.
Следователь Трофиновский внешне мало выделялся из среды своих сослуживцев, его облик полностью совпадал с писательскими штампами для людей этой профессии: среднего роста, стройный, гибкий, с пружинящей походкой, с правильными чертами лица, прямым римским носом, энергичным, с ямочкой, подбородком, четкими очертаниями полноватых губ. Но иногда его губы приоткрывались и застывали, а в широко поставленных светлых глазах проявлялось выражение отрешенности, которое малознакомые женщины принимали за признак мечтательности. Но сотрудники, давно знавшие Трофиновского, по-иному толковали это выражение: «Паша моделирует ситуации», или — «Трофиновский учуял след». Павел Ефимович в свои тридцать шесть лет имел две правительственные награды. Его стихи изредка публиковались в московских журналах. В следственном отделе считалось, что он обладает развитой интуицией, поэтому ему и поручили вести «странное дело».
Павел Ефимович отодвинул папку, откинулся на спинку стула, закрыл глаза, сортируя еще раз — теперь уже в воображении — описания различных происшествий: балерина Борисенко во время спектакля повредила ногу, боксер Пинчерский в тренировочных боях потерпел подряд три поражения от более слабых противников. И вот теперь — случай с канатоходцем Марчуком…
Тягостно вспоминать, каким увидел его Павел Ефимович в последний раз. С трясущимися губами и блуждающим взглядом. Складывалось впечатление, что артист кого-то ждет и отчаянно боится, как бы этот «кто-то» не пришел. Находясь в его квартире, Трофиновский начал невольно прислушиваться к гудкам проезжающих автомобилей, к шагам на лестнице… И только потом понял, что Марчук боится воспоминаний, которые хотел бы похоронить на дне своей памяти, но не знает, как это сделать. Все его ответы сводились к невразумительному бормотанию: «Обычный профосмотр — кровяное давление, пульс, прослушал легкие, проверил реакции мышц…» Приходившего «профессора» помнит плохо: «…невысокий, худой, с запавшими глазами, говорит быстро, заглатывая окончания слов». Но в клинике, обслуживающей цирк, никого похожего не оказалось. А между тем у всех пострадавших появлялся подобный «профессор» с небольшим аппаратом в черном чемоданчике. Говорил, что прислали из поликлиники для обычного профосмотра.
Трофиновский анализировал показания, нетерпеливо поглядывая на часы. Наконец в дверь постучали. Пришла Татьяна Марчук…
Он ее видел до этого лишь однажды, после происшествия в цирке. Тогда она выглядела лучше, хотя и была, конечно, напугана. А сейчас углубились, скорбные морщины у рта, глаза — как настороженные зверьки. «Она кого-то боится. Кого?» — подумал следователь.
— Здравствуйте, Татьяна Львовна! Рад, что не забыли о моей просьбе.
Худенькие плечи Татьяны вздрогнули:
— Как можно забыть? Дело у нас с вами общее…
— Прошу вас еще раз вспомнить обстоятельства, предшествующие… — он запнулся, — происшествию с вашим братом. Расскажите — как можно подробнее — о человеке с аппаратом, приходившим к Виктору Львовичу…
— Это когда был профосмотр?
— Так, во всяком случае, говорил ваш брат. Что вам знаком этот… «профессор», что он вас лечил…
— Нет, нет, не знаю никакого профессора!
Сказав это, она поспешно отвела глаза. «Почему?» — мелькнула у Павла Ефимовича мысль.
— Вы договорились с братом, что придете на представление?
— Да. Он оставил для меня пропуск у администратора.
— Брат не упоминал о медицинском освидетельствовании перед выступлением?
— Врачи часто проверяли его. Двойное сальто-мортале — гвоздь программы, вы же знаете…
— Но в этот раз его обследовал кто-то новый. Этого человека никто в цирке раньше не видел.
— И вы думаете, что это и явилось причиной… падения Вити? — недоверие явственно пробивалось в ее голосе.
— Пока только предполагаю.
— …Предполагаете, что кто-то желал сорвать Витин номер? Что он специально явился, чтобы погубить моего брата?
— У этого человека был с собой какой-то аппарат, — следователь пытался направить разговор в нужное ему русло.
— Вы полагаете, что этим аппаратом он сбил Витю с каната?
«Похоже, что она допрашивает меня. Желание больше знать о причинах неудачи брата естественно для нее. Но почему она предпочитает рассказывать поменьше? И голос напряжен. Она говорит со мной так, будто видит перед собой не союзника, а противника…»
— Я не могу так полагать. Какие у меня основания?
— Вот именно. Ведь Витю тщательно обследовали и признали, что он вполне здоров.
— Значит, вы все же знаете об осмотре?
— Я имела в виду осмотр после… — Она смолкла, не уронив слова «падение». — Но мне непонятно, почему вы заподозрили в чем-то плохом того человека. Мало ли врачей обследовали Витю? И ничего плохого с ним не случалось…
«Может быть, я виноват в том, что не делюсь достаточно откровенно своими подозрениями, не объясняю их причин?»
— Видите ли, у меня есть данные, что один и тот же человек одним и тем же аппаратом воздействовал на нескольких людей. И со всеми ними потом случались неприятности. Конечно, это может быть простым совпадением. Но…
«Не могу же я ей сказать: «У меня возникло интуитивное чувство…»
