Ларри Нивен - Мир птаввов
На самом деле Кзанол-Гринберг прекратил работу с дезинтегратором из-за усталости, но Кзанол был прав. После двадцати пяти минут почти непрерывной работы батареи могут сесть.
— Я надеялся, что смогу нанести им кое-какие повреждения. Не знаю, удалось ли мне это.
— Может, ты успокоишься? Когда они подойдут поближе, я возьму их, и у нас сразу появится еще несколько кораблей и личных слуг.
— Я в этом не сомневаюсь. Но им незачем подходить так близко.
Расстояние между «Золотым Кольцом» и флотилией Кольца медленно сокращалось. Они достигнут Плутона почти одновременно, через одиннадцать дней после того, как свадебный покинул Нептун.
— Вот он, — сказал кто-то.
— Точно, — отозвался Лью. — Все готовы открыть огонь?
Никто не ответил. Пламя из двигателя свадебного растянулось на несколько миль — длинная тонкая линия голубовато-белого цвета в тусклой, конусообразной оболочке. Пламя начало медленно сжиматься.
— Огонь, — сказал Лью и нажал на красную кнопку.
Над кнопкой была предохранительная решетка. Ее предусмотрительно откинули заранее.
Пять ракет ринулись вперед. Пламя свадебного сжалось в светящуюся точку. Прошла минута. Час. Два.
Раздался радиосигнал.
— Вызывает Гарнер. Что-нибудь уже произошло?
— Нет, — сказал Лью в микрофон, предназначенный для мазерной связи. — Хотя они уже должны были поразить цель.
Тянулись минуты. Белая звездочка «свадебного специального» продолжала безмятежно сиять.
— Значит, что-нибудь не так, — голос Гарнера пересек световые минуты между ним и группой кораблей. — Возможно, дезинтегратор вывел из строя антенны радаров ваших ракет.
— Сукин сын! Конечно, так и есть. И что теперь?
Снова пауза.
— Наши ракеты в порядке. Если нам удастся подойти поближе, мы ими воспользуемся. Но так они выиграют три дня на то, чтобы найти усилитель. Ты можешь придумать, как задержать их на три дня?
— Да, — Лью был мрачен.
Он прикусил губу, размышляя, можно ли как-нибудь не говорить этого Гарнеру. Ладно, не такая уж секретная это информация, и потом, военный все равно узнает.
— Корабли Кольца совершили несколько полетов к Плутону, но никогда не пытались приземлиться. После того, как первый корабль провел тщательные спектроскопические измерения…
Они играли за столом, расположенным сразу за дверью каюты управления. На этом настоял Кзанол-Гринберг. Он играл, слушая одним ухом радио. Кзанол не возражал, поскольку это отрицательно сказывалось на игре Кзанола-Гринберга.
После нескольких минут полной тишины до них донесся голос Гарнера, скрипучий и немного искаженный: «Похоже, все зависит от того, где они сядут, но мы не сможем это проконтролировать. Лучше подумать о чем-нибудь еще, так, на всякий случай. Что у вас еще есть, кроме ракет?»
Из-за помех радио слегка жужжало.
— Мне бы хотелось слышать и того, к кому он обращается, — проворчал Кзанол. — Ты что-нибудь понимаешь?
Кзанол-Гринберг покачал головой.
— Должно быть, они в курсе, что мы находимся в мазерном луче Гарнера. Но, похоже, им известно что-то еще, чего не знаем мы.
— Четверку.
— Меняю две. Как бы там ни было, приятно сознавать, что они не могут в нас стрелять.
— Да. Неплохая работа.
Кзанол невольно сказал это свысока, пользуясь стандартной формой, которой обычно поощряли раба, проявившего надлежащую инициативу.
Кзанол смотрел в карты. Он так и не увидел убийственной ярости на лице своего партнера. И так и не почувствовал, какие страсти кипели в голове существа, сидящего напротив. Разум Кзанола-Гринберга боролся с чужой яростью до тех пор, пока она не остыла. Кзанол мог запросто умереть в тот день, крича и извиваясь, когда дезинтегратор снимал бы с него костюм, кожу, мышцы, и даже не узнал бы, почему.
Прошло десять дней и двадцать один час после взлета. Закованная льдом планета висела впереди, огромная и грязно-белая, с ослепительно ярким сиянием, которое и обмануло древних астрономов. С Земли видно только это свечение, фактически свидетельствующее о том, что у Плутона ровная, почти гладкая поверхность, делающая планету очень маленькой и очень плотной на вид.
— Слишком мал, — сказал Кзанол.
— А что ты ожидал от спутника?
— Здесь была F-28. Слишком темная даже для белокормов.
— Точно. М-м-м… Посмотри на этот огромный круг. Похоже на гигантский метеоритный кратер, не правда ли?
— Где? А, вижу.
Кзанол прислушался.
— Есть. Радар поймал его. Чтоб мне лишиться Силы, — добавил он, глядя на радар телескопа глазами пилота, — почти видно его форму. Но мы сможем приземлиться только на следующем витке.
Огромный корабль медленно разворачивался. Наконец его двигатель оказался обращенным к орбите.
Флотилия Кольца держалась на почтительном расстоянии. Весьма почтительном — четыре миллиона миль. Без телескопов Плутон был еле заметен.
— Всем загадать число, — сказал Лью. — Между единицей и сотней. Сначала говорите вы, потом я. После свяжемся с Гарнером, и пусть он выберет. Тот, чье число окажется самым близким к тому, которое загадает Гарнер, проиграл.
— Три.
— Двадцать восемь.
— Семьдесят.
— Пятьдесят. Отлично. Я вызываю Гарнера. — Лью переключился на мазер. — Первый вызывает Гарнера… Первый вызывает Гарнера… Гарнер? Мы тут почти решили, что делать, если свадебный не приземлится. Ни одна из наших радарных антенн не повреждена, так что мы можем запрограммировать один из кораблей на столкновение со свадебным на максимальной скорости. Потом будем наблюдать с помощью телескопов, и когда корабль подойдет достаточно близко, взорвем двигатель. Мы хотим, чтобы ты выбрал число от единицы до ста.
Прошло несколько секунд. Корабли Гарнера теперь были уже недалеко. Их полет подходил к концу.
— Это Тартов в третьем номере. Он идет на посадку.
— Говорит Гарнер. Я предлагаю подождать и, если получится, воспользоваться антирадаром. Я понял, что вы собираетесь посадить кого-то в шлюзовую камеру и заставить его просидеть там до самого Кольца. Подождите нас, в одном из земных кораблей есть место. Вам все еще нужно число? Тогда — пятьдесят пять.
Лью сглотнул.
— Спасибо, Гарнер.
Он выключил искатель мазера.
— Лью, свадебный выходит на ночную сторону. В предрассветную область. Лучшего и желать нельзя. Если повезет, он сядет в самом Полумесяце!
Лью наблюдал за крошечным огоньком над тусклой белой поверхностью Плутона. Огонек был очень бледен.
Кзанол-Гринберг сглотнул, снова сглотнул. Небольшое ускорение раздражало его. Он винил в этом свое человеческое тело. Кзанол-Гринберг сидел в кресле у иллюминатора, ремни безопасности были крепко пристегнуты.
