Пер Вале - Стальной прыжок (Сборник скандинавской фантастики)
Птица исчезла. Ее полет был прочерчен в небе, точно след, тянущийся за реактивным самолетом.
Наступил вечер. Гильом был все еще в халате. Халат был немного широк, и ему приходилось запахивать одну полу на другую. Правый карман был скрыт полой. В левом, приходившемся посредине живота, лежало стеклышко из будильника.
Возвращаясь после ужина, Гильом напевал. Он не стал зажигать лампу, висевшую на потолке. Ее свет, слишком холодный и яркий, сразу превращал комнату в больничную палату. Настольная лампа и лампа над креслом пылали сквозь абажуры. Углы скрывались в полумарке, и от этого комната казалась неопределенно большой.
Мороз за окном лишь подчеркивал уют комнаты. Пахло электрическим теплом и пылью. Гильом шелестел страницами книги. От этого тихого шороха тишина казалась неправдоподобной. В окнах были вставлены двойные звуконепроницаемые рамы.
Гильом подошел к зеркалу и встретился с отражением своего узкого лица. Редкие светлые волосы свисали на лоб. Он провел рукой по щекам, ощупал пробивавшуюся, но еще не заметную глазу щетину.
Вынул кусочек зеленого стекла. Наклонился к зеркалу и сквозь кристалл стал вглядываться в свой собственный глаз.
Глаз в зеркале увеличился, зрачок превратился в коридор, ведущий внутрь Гильома.
Удивленный Гильом сделал шаг вперед. Стена не преградила ему путь. Зеленый кристалл исчез.
В открывшемся коридоре было холодно, по-зимнему дул ветер. Коридор сменился лабиринтом галерей и переходов. Гильом вошел внутрь.
Стены были сложены из мерцающих глыб. Гильом пробирался меж ними. Было холодно. Он потрогал стены: как лед. Может, это ледяная гора?
Он дрожал от холода. Запахнул плотнее халат.
В одной из ледяных глыб мелькнуло лицо. Гильом остановился.
Что это: вмерзшая в льды полярная экспедиция?
Это было лицо девушки.
Ледяная принцесса?
Это было лицо девушки, с которой Гильом незадолго до болезни провел вечер… и ночь тоже.
Гильом остановился. Он вспомнил о кристалле, о странных видениях времени. И все понял.
Он шел по дороге своей памяти. Ледяные глыбы — это воспоминания, застывшие мгновения, хранящиеся в мозгу.
Гильом бежал, окруженный воспоминаниями. Он запыхался, остановился. Оперся рукой о стену и, чтобы охладить пылающий лоб, прижался к ее прохладной прозрачной поверхности. Закрыл глаза.
Когда он снова их открыл, перед ним предстала четкая картина. Неопределенные линии, обрамляющие картину, оказались его собственным телом, руками, ногами.
Картина представляла собой Академию художеств в те годы, когда Гильом там учился; она запечатлелась в его глазах.
Большая перемена. Аудитория находится на третьем этаже, окна выходят на улицу. Над тротуаром висит реклама старомодных часов. На циферблате большие цифры от 1 до 12 и маленькие от 13 до 24.
Окна аудитории приходятся как раз над часами. Крыша часов образует как бы небольшую платформу. Студенты любят вылезать на нее, во время перемены они там завтракают. Иногда кто-нибудь покупает пива, а случается, и вина. Сверкает солнце. Тепло. На улице полно людей. Время обеда — все спешат за покупками. Накидывают плащи прямо на рабочую форму, выходят на улицу без пиджаков. Толпятся на переходах и пешеходных дорожках.
Студенты сидят на часах, вознесенные над толпой. У них времени много. Они спорят, беседуют, подставляют лица солнцу.
Сверху люди кажутся чудными, их тела видны в перспективе. Иногда студенты скручивают из бумаги пульки и стреляют ими в особо важных прохожих. Студентов никто не замечает. Временами то один из них, то другой издает протяжный свист — это под ними проходит девушка с глубоким вырезом на платье.
Они сидят на часах и потягивают из бутылки, передавая ее по кругу. Вознесенные над толпой, они невидимы для большинства.
Улица звенит, гудит, шумит под аккомпанемент шагов. Пыль клубится на солнце. Голоса напоминают шум прибоя.
Студенты пьют за распростертый под ними город.
На рекламных часах нет стрелок.
Гильом жмурится от солнца и шагает дальше. Ему любопытно. Он останавливается то тут, то там, глядит, вспоминает. Школьные дни в образцовом порядке лежат в прозрачных ящиках. Гильому кажется, будто он играет в прятки и водит, подсматривая за собственными тайными воспоминаниями.
Вот он останавливается перед первым посещением выставки Академии художеств.
Экскурсовод, стройная женщина — серая юбка, белая блузка, очки — показывает им картину Сальвадора Дали "Стойкость памяти". Растворяющиеся часовые стрелки летят над пустыней. Яркие, горящие краски.
Они идут по выставке. Перед ними меняются стили. Средневековье сменяется кубизмом, старинные, покрытые лаком портреты — абстрактным искусством.
— Картина отличается от книги, — объясняет экскурсовод. — На картине действие происходит одновременно на одной и той же поверхности. Глаз воспринимает все в единое мгновение. Между тем книга воспринимается в длительный промежуток времени. Страница за страницей, слово за словом. Одна минута может быть описана одной строчкой или тысячью строк. Самая форма создает ощущение времени, тогда как картина производит иное, зрительное впечатление. Это одно действие, а не цепь действий.
Дама выглядела весьма решительно. Они ходили по выставке более двух часов. Ноги ныли. Гильом мечтал об отдыхе, ему хотелось сбежать.
Хотя Сальвадор Дали сам по себе был очень интересен,
Гильом продолжал путь по ледяным галереям. За стеной гремел джаз, исполняя один из вариантов пляски времени.
Гильому было страшно… и любопытно. Он находился в плену у собственной памяти. Ему было любопытно, как ребенку, переворачивающему камень. И страшно, как ребенку, обнаружившему под камнем толстого светлого червя. Пляска времени звучала в такт сердцебиению Гильома. Где окончится это путешествие среди воспоминаний?
Освещенный костром, сидит старый человек. Янтарные тени пляшут по коридору.
Гильом остановился перед этим воспоминанием. Он не узнал старика. Не в пример остальным старик смотрел на стоящего в коридоре Гильома, а может, Гильому только казалось, что смотрит.
На старике фуфайка и вытертые до блеска брюки. Он глядит на огонь. В правом кулаке зажата трубка. Он раскуривает ее от щепки.
— Огонь — это жизнь, — говорит он, ни к кому не обращаясь, выпускает изо рта дым, посасывает трубку. — Огонь постоянно меняется. Он стремится вверх, растет. И вот уже новые языки пламени принимают форму костра. — Старик выпускает дым через ноздри. — Так считали древние греки.
Он отворачивается от огня и смотрит на Гильома.
