Эдмунд Купер - Далёкий закат
И вдруг Пол успокоился. Он чувствовал себя бесконечно усталым, измученным радостью и надеждой... Сейчас ему страшно хотелось спать.
ЭПИЛОГ
Энка Нэ задумчиво сидел на краю своего ложа. Одинокий воин байани, не отрываясь, глядел в потолок. "Христофор Колумб" успешно приземлился. Его встречал отряд личной стражи бога-императора. Кроме трезубцев, они несли плакаты, гласившие: "Bienvenu", "Wilkommen", "Benvenuto", "Welcome", "Добро пожаловать!" Отряд возглавляли охотники, юноша и мальчик-калека. "Это, наверно, было, - думал бог-император, - удивительное зрелище"... А теперь люди с Земли вступили в Байа Нор...
В комнату вошел Юруй Са, генерал Ордена Слепых. Он посмотрел на бога-императора, хоть тот и снял на время церемониальное оперение, оставшись в одном саму.
- Господин, - поклонился он, - все сделано, как вы повелели. Чужестранцы ждут в зале многих фонтанов... Они высокие и сильные... даже выше, чем...
- Даже выше, чем тот, - продолжил за него бог-император с легкой улыбкой, - кто когда-то тоже ждал там аудиенции Энка Нэ.
За последние месяцы между богом-императором и Юруй Са возникла своего рода дружба... но только, когда бог засыпал вместе с отложенным в сторону пестрым плюмажем. Два человека, дети разных миров, постепенно прониклись уважением друг к другу.
- Господин, - продолжал Юруй Са. - Я видел серебряную птицу. Она прекрасна. Поистине это настоящее чудо.
- Да, - согласился бог-император. - Это и правда чудо... Серебряная птица действительно прекрасна.
Наступило молчание. Юруй Са позволил себе отвлечься: его взгляд скользнул к ведущей на небольшой балкон арке... к ясному синему небу... Скоро стемнеет...
- Мне кажется, - осторожно сказал Юруй Са, - я понимаю, как заманчиво отправиться в волшебное путешествие на серебряной птице в страну, что на том краю неба... Особенно тому, кто знает тот мир, чье сердце переполнено страданиями...
- Юруй Са, - нахмурился - бог-император, - похоже, ты задаешь мне вопрос.
- Простите меня, господин, - вновь склонился в поклоне одетый в белое байани. - Я и правда задал вам вопрос... хотя бог-император не подвластен суду людей.
Бог-император тяжело вздохнул. Юруй Са задал Энка Нэ вопрос, на который Пол Мэрлоу не мог ответить сам себе.
Пол встал и вышел на балкон. Солнце садилось. Большое и кроваво-красное, оно уже касалось верхушек черного леса. Оно почти не отличалось от светила, сияющего над Англией в шестнадцати световых годах отсюда... И однако... И однако... Оно било другим. Все равно прекрасным. Но другим...
Пол думал обо всем сразу: о голубом небе, о пушистых белых облаках, о полях пшеницы. Он думал о домике из побеленной глины с желтой соломенной крышей; о голосах, все еще звучавших в его ушах, о лицах, которые он никак не мог вспомнить... Он думал о торте со свечками, об игрушечном звездолете, который можно отправить в полет, оттянув маленькую рукоятку и нажав кнопку "пуск".
А потом он подумал об Анне Мэрлоу, умирающей на палубе деревянной баржи. О Мюлай Туи, гордой своим еще не рожденным ребенком. О Баи Луте, построившем воздушного змея - причину своей смерти и путешествия, подтвердившего, как это ни смешно, старую истину, что все люди - братья. И еще Пол подумал о Шах Шане, его ясном взоре и спокойствии перед лицом смерти, спокойствии, обретенном в знании, что его жизнь принадлежит его народу...
Солнце уже наполовину спряталось за горизонтом... Пол стоял и смотрел... Наконец оно скрылось совсем... Тогда бог-император вернулся в комнату.
Он посмотрел на Юруй Са и улыбнулся.
- Когда-то, - мягко сказал он, - я знал чужеземца по имени Поул Мер Ло. Он прилетел в Байа Нор на серебряной птице. Мне кажется, ему и в самом деле очень хотелось бы вернуться в страну на том краю неба... Но... но я больше не знаю этого человека. Я слишком занят делами моего народа.
- Господин, - прошептал Юруй Са, и его глаза странно заблестели, - я знал, что вы ответите.
- А теперь иди, - приказал Энка Нэ, - ибо скоро мне встречать моих гостей, - и тихо зашуршали складки висящего на деревянной подставке блестящего оперения. Блестящие, переливающиеся перья встрепенулись на мгновение, словно живые, и снова наступила тишина.
