Илья Верин - «На суше и на море» - 70. Фантастика
Я с подозрением посмотрел на профессора.
— Послушайте, профессор. Вот вы говорили что-то о телекинезе. Это так и есть?
— Абсолютно точно.
— И он в самом деле думает о револьвере в своей руке?
— Именно.
— И быстрее всех выхватывает его?
— Невероятно, но так. Фактора времени практически не существует.
Я встал. Никогда я не чувствовал себя так скверно, как сейчас.
— Пошли, — сказал я. — Посмотрим, как там будет.
Будто у меня появились какие-то сомнения в способностях Бака. Мы вышли на веранду и приблизились к перилам. Возле нас появился Меннер. Он повязал голову полотенцем, на котором проступали красные пятна. Он смотрел на Бака, и ненависть была на его лице.
Улица была пуста. Только Бак стоял футах в двадцати от нас, да в конце ее шел шериф Бен Рэндольф, медленно ступая по густой пыли.
Несколько человек стояли на верандах, прижавшись к стенам и дверям. Никто не сидел — все понимали, что сейчас произойдет.
— Будь все проклято, — сказал я хрипло. — Бен слишком хороший человек, чтоб вот гак его убивали. И кто его убьет? Какой-то псих, черт знает что делающий со своим револьвером.
Я почувствовал, что профессор смотрит на меня, и обернулся.
— Так почему же, — сказал он, — вы все не выступите против него? Десять человек вполне могли бы его окружить.
— Нет, это не годится, — сказал я. — Это не пройдет. Кто-то из нас должен выйти первым и остановить его. Каждый из нас должен выйти против Бака Тэррэнта, но всем сразу нельзя.
— Понимаю, — сказал профессор.
— Боже, — я в отчаянии сжал кулаки, — как бы мне хотелось, чтобы его револьвер вернулся в кобуру или провалился куда-нибудь!
Бен и Бак были футах в сорока друг от друга. Бен шел твердо, и рука его лежала на рукоятке револьвера. Думаю, он надеялся, что Бак не убьет его первым выстрелом, и он сможет ответить.
Профессор как-то чудно смотрел на Бака.
— Надо его остановить, — сказал он.
— Ну что же, остановите, — ядовито сказал я.
— Видите ли, — продолжал он, — у всех нас есть способность к телекинезу. Я полагаю, что ее можно привести в действие либо неистовой верой, либо сильнейшим желанием. Если исходить из этого положения…
— Черт вас побери, вы слишком много говорите, — со злостью сказал я.
— Это ведь ваша идея, — сказал профессор, продолжая глядеть на Бака. — Помните, вы говорили, что вам хотелось бы, чтобы его револьвер очутился в кобуре. В конце концов, если мы вдвоем выступим против одного…
Я обернулся и посмотрел на профессора, будто видел его впервой.
— Верно! — сказал я. — Господи… неужели мы сможем это сделать?
— Мы можем попытаться, — сказал он. — Мы знаем, что это возможно, а это почти выигранная битва. Раз он может, значит это возможно и для других. Мы должны хотеть сильнее, чем он.
Бен и Бак были уже футах в двадцати друг от друга. Бен остановился.
У него был усталый голос, когда он сказал:
— К твоим услугам, Бак.
— Ты, поганый шериф! — завизжал Бак. — Вонючий подонок!
— Не нужно оскорблять меня, — сказал Бен. — Этим ты меня не заденешь. Я могу говорить с тобой оружием, если ты готов.
— Я всегда готов, бобовый ты стручок! — взревел Бак. — Может, ты выхватишь револьвер первым?
— Думайте о его оружии, — громко прошептал профессор. — Выбросьте все из головы и думайте, что он не может это сделать! Думайте! Думайте!
Бен Рэндольф схватился за кобуру, а в руке Бака уже был «писмейкер». Мы с профессором как статуи застыли на веранде, думали только о револьвере Бака, глядели на него, затаив дыхание.
Револьвер Бака заговорил. Пуля взбила пыль у ног Бена.
Бен уже наполовину выхватил револьвер.
Дуло револьвера Бака смотрело вниз, он изо всех сил старался поднять револьвер, так, что рука побелела. Он стрелял и стрелял, и пули взбивали пыль у ног Бена.
Бен выхватил револьвер и прицелился.
Бак продолжал буровить пыль под его ногами.
Потом Бен выстрелил. Бак вскрикнул, револьвер выпал из его руки. Бак пошатнулся и сел прямо в пыль, кровь хлестала у него из плеча. Мы подошли, чтобы поднять его.
Профессор и я рассказали Бену, как у нас все получилось. Больше никому мы не рассказывали. Думаю, он нам поверил.
Бак отсидел две недели в городской кутузке, а потом год в тюрьме штата за угрозы шерифу. Прошло уже шесть лет, как его не видно и не слышно. Никто не знает, что с ним, да и не очень-то стараются узнать.
Пока он сидел в городской тюрьме, профессор целыми днями толковал с ним, даже отложил свою поездку.
Как-то вечером он сказал мне:
— Тэррэнт больше этого никогда не повторит. Никогда — даже левой рукой. Выстрел окончательно разрушил его веру. Я разузнал у него все, что мог, и теперь моя работа окончена.
Профессор уехал в Сан-Франциско, там он занимался своими опытами. Он ими занимается и по сей день. Никак не может забыть, что случилось в тот день с Баком Тэррэнтом. Ничего подобного у него так и не получилось. Он писал мне, что ему не удалось больше проявить свою способность к телекинезу. Говорит, пробовал тыщу раз, даже и перышка не смог сдвинуть с места.
Вот он и думает, что, мол, мне одному удалось повлиять на револьвер Бака и спасти Бену жизнь.
Я частенько думал обо всех этих чудных штуках. Может, у профессора веры не хватает, слишком много он всего знает, сомневается — вот у него ничего и не выходит. Не верит по-настоящему даже тому, что видит собственными глазами.
Как там ни крути, в общем он хочет, чтобы я приехал в Сан-Франциско и чтобы он делал со мной опыты. Может, когда и соберусь. Но не похоже, что я найду когда-нибудь свободное время.
Дело в том, что у меня-то веры хватает, даже с избытком. Что вижу, в это и верю. Так вот, когда Бен в прошлом году ушел в отставку, я занял его пост — ведь у меня самый быстрый револьвер в здешних местах. А вернее, во всем мире. Может, если бы я не был таким смирным да миролюбивым, я бы стал знаменитостью.
Сокращенный перевод с английского Н. Кондратьева Об автореДжером Биксби — современный американский писатель. Специализируется в жанре так называемых рассказов о Диком Западе (вестерны). Второе его увлечение — научная фантастика. Часто его, как правило, небольшие, рассказы представляют собой сплав этих двух увлечений. Начал печататься в различных журналах в начале 50-х годов.
Н. Петров
Право силы — или справедливость?
