Виталий Сертаков - Страшные вещи Лизы Макиной
— А без меня... никак нельзя?
Лиза ничего не ответила, но Макин внезапно поставил меня на ноги и отодвинулся в сторону. От такого резкого перехода я чуть не грохнулся и тут же ощутил, как ноет колено, лодыжка и «стреляет» весь левый бок.
— Мне показалось, что ты порядочный и смелый человек, — с внезапной грустью произнесла Лиза. — Очевидно, я снова ошиблась.
Макин-старший, не доставая ключ, распахнул перед ней дверь. Мне показалось, что он даже не притронулся к ручке. Внутри горел свет.
— Прощай, Саша, — сказала Лиза и повернулась спиной.
— Погоди! — Ко мне в глотку словно наждак напихали. Я вдруг совершенно отчетливо осознал, что еще секунда, и я никогда ее больше не увижу.
Что меня отпускают.
Что я не буду никогда о ней печалиться, потому что даже не вспомню...
— Погоди! Этот Скрипач — он затеял какую-то гадость против нас?
— Никто не затевает гадостей. Просто каждый по-своему видит добро и цели его достижения.
— Но меня никто подлецом еще не называл, это понятно?
Макина улыбнулась и сделала приглашающий жест.
И дверь квартиры номер тридцать восемь захлопнулась за моей спиной.
Глава 18
ЗА ДВЕРЬЮ НОМЕР ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ
В прихожей болтался дешевый плафон, покрытый изнутри трупиками мух, торчали из-под тумбочки рваные шлепанцы, а на грязном зеркале висели прилепленные хозяйкой листочки с каракулями. Ярыгина на память не надеялась. Там можно было прочесть: «Выключи телевизор!», «До 16 часов ждать водопроводчика!!!» и даже такую важную запись, как «Повторение сериала — ОРТ, 10.00!»
Ладно, класть на этих искателей бомб, но что сама Ярыгина приходила и ничего не заметила — это по меньшей мере странно. Наверное, совсем мозги от водки запаялись. На меня с первого шага повеяло запустением. Квартиранты даже не удосужились подмести дохлых тараканов и сменить кухонное полотенце, больше похожее на половую тряпку. Ну какая нормальная хозяйка станет терпеть вонизм возле раковины?
Макин куда-то испарился, а Лиза молча за мной наблюдала, словно устраивала мне проверку. Она не препятствовала, когда я прошелся по комнатам и сунулся в ванную. Чем дольше я приглядывался, тем сильнее убеждался, что в хате никто не живет. «Удав», царство ему небесное, сказал правду, но хитрость заключалась не в том, что не было личных вещей, всяких мелочей типа зубных щеток и набитого мусорного ведра. Меня не покидало ощущение, что вот-вот я наткнусь на волшебную, скрытую под обоями дверцу, за которой и окажется тайное вампирское лежбище.
Дверца была где-то рядом.
Я прошелся, трогая стены и не стесняясь Лизкиного хитрого взгляда. Заглянул в сортир, не поленился даже снять крышку с бачка. Так и есть, вода давно пересохла, кран закрыт, туалетом никто не пользовался. Во второй комнате, перед телевизором, в окостеневшей позе замер Макин. Он не потрудился снять верхнюю одежду, не пошевелился, когда я распахивал одну за другой секции шкафов. Но ящик его интересовал: Макин-старший лихо переключал каналы, обходясь без пульта и не отрывая ладоней от подлокотников кресла. Наверняка он точно так же включал свет, а мог и устроить короткое замыкание в целом парадняке.
Я его больше не боялся, но мне совсем не нравилось, что снова растрещался затылок. Не так, как раньше, но вполне ощутимо, стоило попасть к ним в логово. Я выглянул в кухню: Лиза открыла мятый чемодан и выкладывала на стол мешки с отбитыми в бою «трофеями». Я не стал дожидаться, пока она извлечет младенчика, перевел взгляд на ободранный гардероб, и тут словно молния в мозгу сверкнула.
Я увидел...
В первый момент это нахлынуло так сильно, что пришлось ухватиться за край серванта.
— Браво, браво! — похлопала в ладошки Лиза. — Я все ждала, сколько времени тебе потребуется...
В прихожей ничего не изменилось, но теперь среди ярыгинского барахла я различал то, что здесь находилось на самом деле. Я всматривался до рези в глазах, передвигался, подыскивая более удачную точку. Иногда оно исчезало, иногда проступало довольно ярко, и чем больше я напрягался, тем сильнее ломило затылок.
Перед раздолбанным косяком с хилым замком и ошметками цепочки находилась еще одна, почти незаметная преграда. Она тянулась вдоль стен и потолка, словно внутри ярыгинской хаты надули колоссальный воздушный шарик, так, что он занял собой все свободное пространство. На ощупь это никак не распознавалось — я протягивал пальцы и трогал старые обои.
Но самое удивительное поджидало меня у входной двери. Ее больше не было. То есть она появлялась, если встать сбоку и глядеть от косяка. Проступала фанерная изнанка, дырки от гвоздей, петля для цепочки... Стоило отодвинуться хотя бы на шажок, обнаруживался лестничный пролет, размалеванные дверцы лифта и кусок обледеневшего окна на верхней площадке. Там, возле мусоропровода, кто-то из соседей курил, пуская дым в разбитую фрамугу.
Ощущение прозрачности было настолько сильным, что я невольно отшатнулся, когда на ступеньках показались ноги в тренировочных брюках и замухрыжных кедах. Это ковылял дядя Коля, сосед слева. Почти трезвый, но опухший и злой. Дядя Коля прошаркал в десяти сантиметрах от меня, мазнув по двери сонным взглядом, и скрылся в своей берлоге.
Я осторожно вытянул руку и наткнулся на фанерку. Дверь стояла на своем обычном месте, только по ногам не дуло и в дырку от старого замка не проникало ни единой молекулы холодного воздуха. Я попал внутрь герметичного дирижабля. В голове до сих пор висело ватное облако, потому не сразу стало ясно, что меня еще смущало.
Тишина.
Если бы не телевизор, я бы точно решил, что провалился на морское дно. Дядя Коля непрерывно лается с женой, звон идет до первого этажа. Сюда не доносилось ни соседской ругани, ни шороха подъезжающих машин, ни перебора клавиш на рояле. Даже не шумела вода в трубах.
— И звук, и внешний обзор можно изменить, — сказала Лиза. — Нужно всего лишь сломать запрет. Ты сам себе внушил, что экран непрозрачен. Попробуй!
Я попробовал представить, что слышу вопли дяди Коли, но ничего не вышло. Затылок болел уже поменьше, но зато я каждую секунду начал зевать.
— Ты слишком взвинчен, — сказала Лиза, — пришлось дать тебе успокоительное. Прекрати переживать о том, что произошло на дороге. Они сегодня не вернутся и никакой вред твоей матери нанести не сумеют.
Хоть убей, я не мог припомнить, когда мне давали успокоительные таблетки.
— Попробуй еще раз, — настаивала Лиза. — Мы не можем с тобой продвинуться дальше, пока ты не справишься с элементарными упражнениями.
— Но я не могу, это ведь твои... твой дом.
— Я не прошу тебя взлететь или пройти сквозь стену, хотя это тоже не проблема. Всего лишь расслабься и повернись к страху лицом.
