Вячеслав Рыбаков - Гравилёт Цесаревич
3
Наша встреча с Ламсдорфом была организована без особых конспиративных вычур. Но она и не разрушала версии о том, что я долечиваюсь где-то. Иван Вольфович, в преддверии моего потайного возвращения, последние недели зачастил к Лизе в гости - как бы повидать супругу получившего, так сказать, производственную травму коллеги. Точно так же он приехал и на этот раз, к десяти утра. Дом мой загодя был сызнова прозвонен противоподслушивающими датчиками; привезли меня вчера с военного аэродрома в наглухо закрытом кузове почтового фургона, который вогнали во внутренний дворик особняка, и я, в виде одного из двух грузчиков - вторым был Рамиль - втащил в дом через хозяйственный вход корзину настоящего крымского "кардинала", вполне натурально присланную Рахчиевым, но вдобавок использованного для вящей натурализации легенды; так что, ежели кто и ухитрился заглянуть в ворота из окон, скажем, дома напротив - хотя жильцы там, в сущности, были вне подозрений - он увидел лишь рыло мощного грузовика, поданного кузовом к самым дверям, да в зазор между дном авто и асфальтом ноги двух грузчиков и полную винограда корзину, тут же пропавшие в доме. То, что обратно в кузов села лишь одна пара ног, уверенно разглядеть в вечерней мгле было невозможно даже в инфракрасную оптику. Так что если неведомые водители "пешек" взяли меня в Симбирске на заметку, угнаться за мною им сейчас будет тяжело.
Мы принимали Ивана Вольфовича в алой гостиной, по-свойски; к тому же окна ее выходили во двор, что было очень ценно в нынешней ситуации. Выспавшиеся, худо-бедно отдохнувшие - а Лиза с моим приездом прямо-таки расцвела, не смотря ни на что, и мне это было черт знает как приятно и лестно - мы сидели рядышком на диване и были живой иллюстрацией к песенке "голубок и горлица никогда не ссорятся". Ведь мы за пятнадцать лет действительно не ссорились ни разу - об этом я думал еще ночью, перед тем, как заснуть. Но была в этом и определенная опасность. Есть пары, которые чуть ли не раз в неделю собираются разводиться, то и дело перекатывают взад-вперед обвинения во всех смертных грехах, орут на два голоса бранные слова - и прекрасно при этом существуют, даже силы черпают в каждодневных перепалках. Будто умываются оплеухами. Правда, дети в таких семьях растут - ой. Для нас с Лизой одна резкая или даже просто неуважительная фраза оказалась бы столь значимым, столь из ряда вон выходящим событием, так фатально выломилась бы из семейных отношений, что поставила бы между нами стену более высокую, чем могли бы десять Стась. И, инстинктивно чувствуя это, мы даже голоса никогда не повышали друг на друга.
Я поднялся с дивана, сделал пару шагов навстречу Ламсдорфу, и мы по-братски обнялись. Несколько секунд он молча щекотал мне щеку своими бакенбардами, от избытка чувств легонько похлопывая меня ладонью по спине, потом отстранился.
- Ну-с, рад снова видеть бас в добром здравии! Чертовски рад! Как вы? Совсем хорошо?
- Совсем хорошо, Иван Вольфович, совсем. Вашими и Лизиными молитвами.
- Не только, батенька, не только...
- Да уж ясное дело, что не только, - игриво ввернула Лиза. Ламсдорф с некоторым удивлением повернулся к ней и разъяснил:
- Государь вот справлялся многажды... Здравствуйте, Елизавета Николаевна! Простите старика, что не к вам к первой. Уж очень все это время беспокоился за вашего гусара!
Он склонился к ней, поцеловал руку.
- Не хотите ли чайку, Иван Вольфович?
- Нет, увольте, Елизавета Николаевна, только что отзавтракал. Да и вас обижать не хочу - корабль отходит вечером, вам, я полагаю, суток одних маловато друг для друга между двумя разлуками, так что уж это время у вас занимать теперь - смертный грех. Я коротенько, по делу.
Мы расселись, а Лиза осталась стоять.
- Ну раз по делу, тогда удаляюсь, - сказала она и пошла к двери. Открыла ее, обернулась, послала еще одну улыбку Ламсдорфу, потом мне. И плотно затворила дверь за собою.
- Что за супруга у вас, Александр Львович! - произнес Ламсдорф. Золото!
- Да уж мне ли не знать, - ответил я.
- А как похорошела-то, помолодела с вашим приездом! Всю конспирацию ломает! И ведь не скажешь: выгляди-ка плохо, а то все догадаются!..
- Не скажешь, - подтвердил я.
Он покряхтел.
- Ах беда-то какая... опять вам ехать. И кроме вас - некому. Вряд ли патриарх допустит чужого человека к социалистическим потемкам.
- Вряд ли, - согласился я. - Его можно понять.
- Что мы и делаем, - покивал Ламсдорф. Потеребил бакенбарды. Значит, первое. За ранение вам положена компенсация - полторы тысячи рубликов переведены на ваш счет в Народном банке...
- Помилуйте, Иван Вольфович, за что столько? На эти деньги я авто могу сменить! Вы уж лучше врачей симбирских премируйте!
- А это мысль. Я поговорю с министром... Второе, - он достал просторное, как лист лопуха, портмоне и начал, будто фокусник, извлекать из него бумагу за бумагой. - Вот билет на судно. Отплытие в девятнадцать ровно. Мы решили вас морем отправить. И для конспирации лучше, и для здоровья. Два дня погоды не делают, а морская прогулка вам будет чрезвычайно полезна, мы с медиками консультировались.
Я бы лучше эти два дня дома провел, подумал я, но в слух ничего не сказал, чтобы не расстраивать Ламсдорфа. Видно, что-то заскочило у них в мозгах. Каждый день дорог - поэтому отправить как можно скорее; но два дня погоды не делают - поэтому морем. Ладно, сделанного не воротишь. И действительно, в аэропортах контроль жестче. Больше вероятность, что засекут - если меня секут.
- Вот документы. Теперь вы - корреспондент "Правды" Чернышов Алексей Никодимович. Мы выбрали вашу газету, коммунистическую, по тем соображениям, что догматы учения и проблемы конфессии вам хорошо известны, и при случае вы сможете поддержать разговор более или менее профессионально.
- Резонно, - сказал я.
- Как вы представитесь вашему контрагенту в Стокгольме - в это мы не лезем. Это вам решать, смотря по тому, как договорились вы с Патриархом. Но для остальных сочли за лучшее подмаскировать вас таким вот образом. С редакцией снеслись, они вошли в наше положение. Теперь в отделе кадров у них есть соответствующая бумажка - товарищ Чернышов А.Н., внештатный корреспондент, командирован редакцией для ознакомления с такими-то фондами архива Социнтерна с целью написания серии исторических обзоров для рубрики "Наши корни".
- Да уж, - сказал я, - если версия подтвердится, корешки окажутся будь здоров.
Ламсдорф помрачнел.
- Чем больше я думаю, батенька, тем больше тревожусь. Когда отчет ваш читал, просто волосы дыбом вставали. Коли вы правы окажетесь - то как же они, аспиды, научились людей уродовать! Уж, кажется, лучше бы Папазянов вирус. С природы и взятки гладки, от ее злодейств не ожесточаешься. А тут... Триста сорок шесть невинно убиенных в сорок первом году! Триста восемьдесят два в сорок втором! И это только в Европе! Нелюди какие-то!
