Эллен Датлоу - Секс с чужаками
— Давай, — прошептала я, пытаясь направить Брауна куда надо бедрами. — Вставляй же, Браун. Я хочу чик-чик. Ну пожалуйста.
Браун вскочил так резко, что я приложилась головой о пол прачечной. Он принялся одеваться, и вид у него при этом был… какой? Виноватый? Сердитый?
Я села.
— Ты, нахрен, соображаешь или нет, что ты делаешь?
— Тебе не понять. Просто я все время думаю о твоем отце.
— О моем ОТЦЕ? Да что за херню ты порешь?
— Слушай, я не могу объяснить… Не могу и все тут…
И ушел. Взял и ушел. Когда я готова была в любую минуту кончить, а что получила взамен? Шишку на голове.
— Нет у меня отца, выкидыш ты поганый! — заорала я ему вслед.
Я мигом оделась и принялась доставать из крутилки вторую простыню со всей злобой, которую хотела бы потратить на Брауна. Арабелла пришла опять и смотрела на меня, заглядывая в дверь прачечной. Взгляд у нее был все такой же напряженный.
— Видела ты эту последнюю милую сцену? — спросила я у нее, цепляя простыней за ручку центрифуги и прорывая дыру в углу.
— Мне и видеть не надо. Я и так ее очень хорошо представляю, по поведению моего кавалера, — Арабелла с несчастным видом прислонилась к двери. — По-моему, они за лето все оголубели.
— Все может быть, — я сгребла простыни в комок. Нет, все-таки дело тут было в чем-то другом. Иначе Брауну не пришлось бы врать про новичка у себя в комнате. И он не стал бы все время так по-идиотски поминать моего отца. Я прошла мимо Арабеллы. — Не волнуйся, Арабелла, если нам снова придется лесбовать, я тебя ни на кого не сменяю.
Даже после этого она не больно-то повеселела.
Моя дуреха-соседка не спала, сидела на койке, где я ее и оставила. Так, наверное, все время и просидела, бедолага, пока меня не было. Я постелила простыни, второй раз за вечер разоблачилась и залезла в постель.
— Можешь выключать свет, — сказала я.
Зибет метнулась к выключателю — оказалось, на ней напялена ночная рубашка времен юности Старикашки Маултона, а то и еще древнее.
— У тебя неприятности? — выпалила она, широко раскрыв глаза.
— Ничего подобного. Не я же ведь блевала. Если неприятности у кого, так это у тебя, — злобно ответила я.
Зибет ухватилась за выключатель, словно была не в силах удержаться на ногах.
— Мой отец… они расскажут моему отцу? — лицо у нее опять делалось то красным, то белым. Куда может угодить ее рвота на этот раз? Кажется, мне придется научиться сдерживать раздражение на свою соседку.
— Твоему отцу? С какой стати? Да и нет ни у кого никаких неприятностей. Это же всего-навсего пара простыней.
Она меня словно и не услышала.
— Он сказал, что приедет и заберет меня, если я влипну в историю. Он сказал, что заберет меня домой.
Я села в кровати. Ни разу еще не видала новичка, который бы не сох по дому — по крайней мере, если у него, как у Зибет, целая любящая семья, а не просто договор о доверенности да пара шелудивых юристов. Но эта Зибет явно же офигаенно трусила при одной мысли о возвращении. Может, весь кампус сегодня с коньков слетел?
— Ни в какую историю ты не влипла, — повторила я. — Прежиывать не о чем
Зибет все цеплялась за выключатель, точно утопающий за соломинку.
— Ну же… — бог ты мой, да ведь у нее, наверное, какой-нибудь припадок, а виноватой, как пить дать, снова окажусь я. — Ты здесь в полной безопасности. Твой отец ни о чем даже и не узнает.
Зибет вроде бы немного расслабилась.
— Спасибо, что не втянула меня в историю, — сказала она и нырнула обратно в постель. Свет она так и не выключила.
Елки-палки, стоило огород городить. Я слезла с кровати и сама погасила этот треклятый свет.
— Знаешь, а ты хорошая, — тихо пробормотала Зибет в темноте. Точно сдвинутая. Я улеглась поудобней, собираясь уговорить себя пальчиком ко сну, так как любая политика кроме молчания явно не приведет ни к чему хорошему. Не хотела я больше истерик.
Вдруг по комнате раскатился задушевный голос:
— Юноши Маултон-Колледжа, все мои сильные сыновья, вам мое пожелание…
— Что это? — прошептала Зибет.
— Первая ночь в Аду, — отозвалась я, в тридцатый раз вылезая из постели.
— Да увенчаются успехом все ваши благородные начинания, — проорал Старикашка Маултон.
Я хлопнула ладонью по пластине выключателя и принялась шарить в своем нераспакованном еще после челнока чемодане в поисках пилочки для ногтей. Отыскав пилочку, я встала на койку Зибет и принялась отвинчивать интерком.
— Юные женщины Маултон-Колледжа, — грянуло снова, — все мои дорогие дочери, вам… — и тут динамик заглох. Я швырнула пилочку вместе с винтиками обратно в чемодан, двинула кулаком по выключателю и грохнулась в кровать.
— Кто это был? — прошептала Зибет.
— Наш отец-основатель, — ответила я, но, припомнив, какое действие слово «отец» на всех сегодня оказывает в этом сумасшедшем доме, поспешно добавила, — больше тебе его слушать не придется. Завтра я подложу кой-чего в механизм и поставлю винты на место, чтобы общажная мамаша не догадалась. Остаток семестра мы проживем в блаженной тишине.
Зибет не ответила. Она уже спала, тихо похрапывая. Таким образом ни единая моя догадка за сегодняшний день не оправдалась. Обалденно начинается семестр.
Администратор знал про посиделки.
— Смысл слова «невыход» тебе, я полагаю, понятен? — осведомился он.
Он был старый хрен, лет так сорок пять. Как раз в возрасте моего папаши. Смотрелся, впрочем, неплохо — небось упражнялся, как безумный, держа в форме свое старое брюхо, чтобы охмурять девчонок-первогодков. Грыжу нажить мог свободно. И тоже, наверное, как мой папочка, спускал в пластиковый мешочек для продолжения рода. Елки-палки, ну и законы же.
— Ты студентка на доверенности, Октавия?
— Точно.
Как по-вашему, стерпела бы я иначе такое раздолбайское имечко — «Октавия»?
— Без обоих родителей?
— Да. Матери оплачен отказ от прав. До двадцати одного года — ношение условного имени.
Я смотрела администратору в лицо, чтобы понять, как он это воспримет. Мне частенько приходилось видеть после таких слов испуганные мины.
— Стало быть, написать о твоем поведении некому, кроме твоих юристов. Исключить тебя невозможно. А от наказаний пользы что-то не видно. Я, признаться, не совсем понимаю, как на тебя воздействовать.
Да уж еще бы. Я продолжала его разглядывать, а он разглядывал меня — может, гадал, не его ли уж я дорогая доченька, не вылез ли предмет его нынешних поползновений из его собственного пластикового мешочка.
— Так что же именно ты сказала своей матери общежития?
