Александр Казанцев - Коэффициент любви, или Тайна нуля
Надя помчалась на станцию пригородных взлетолетов, пробежала по знакомой дороге, по которой они ходили всегда с дедом в парк усадьбы, принадлежавшей когда-то Аксакову, а потом Мамонтову. Впервые она не срывала с обочин дороги душистых цветочков, боясь задержаться хоть на мгновение.
Вот поворот к взлетолетной площадке, а вот и не успевший подняться взлетолет! Надя замахала рукой с бумажкой.
Пилот сразу решил, что ему следует захватить ее с собой.
Но первое слово, которое она произнесла, смутило и его, и пассажиров, уже находившихся в кабине.
— Умоляю, я прошу вас, друзья! Помогите доставить эту расшифровку в Звездный городок. Я понимаю, что это вам не по пути. Придется сделать крюк, чуть задержаться, но это необходимо, поймите, необходимо. Здесь голос из космоса, может быть, голос пропавшего звездолета! А сейчас Всемирному Звездному комитету крайне необходима эта расшифровка. Прошу вас!
Слова Нади и тон ее были настолько убедительны, что ни у кого не оставили сомнений в необходимости изменить маршрут.
Пассажиры с интересом разглядывали взволнованную девушку, а пилот доложил по радио о причине задержки.
Взлетолет опустился в Звездном городке на площади перед Дворцом звезд.
Надя выпрыгнула из кабины и побежала к мраморным ступенькам, у которых толпились встревоженные люди.
Вместо пропуска Надя показала дежурившему у дверей молодому человеку компьютерную расшифровку. Тот пробежал ее глазами и воскликнул:
— Вот это да! Вроде посланца из другого времени! Прошу!
Надя на цыпочках прошла в зал, где на трибуне выступал благородно-седой ученый. Американец, судя по его произношению.
В одном из первых рядов она увидела Никиту и встретилась с его вопрошающим взглядом. Она кивнула, чуть улыбнулась и взбежала по ступенькам на возвышение, где сидели члены Звездного комитета, а среди них ее огромный дедушка, самый старый из всех, самый бородатый и, конечно, самый добрый.
Надя, вжимая голову в плечи, подошла к нему и передала компьютерную расшифровку. Он улыбнулся внучке. Она спустилась в зал и робко села на краешек кресла. Кто-то уступил ей место в первом ряду.
На Никиту она не решилась обернуться. А сердце ее готово было выскочить из груди.
Американский ученый заканчивал свою речь:
— Общеизвестно, что весь мир привержен теории абсолютности уважаемого академика Зернова, и я не вижу оснований для панических действий, к которым призывал выступавший передо мной почтенный профессор Дьяков, показав себя убежденным приверженцем давно отжившей теории относительности Эйнштейна. Во всяком случае, как мне кажется, наш Звездный комитет, прежде чем принять решение о спасательном рейсе звездолета, в экипаже которого находится также и мой соотечественник, должен получить обоснованное мнение научного мира. И мне представляется естественным, если ради этого будет созвано экстренное заседание президиума Объединенной Академии Наук, что на этот раз можно сделать здесь, в Москве, разумеется, с привлечением ученых разных стран, за что мы все будем искренно благодарны.
На трибуну взошел Бережной. Надя заметила, что штанины брюк у него топорщатся в местах, где кости соединены аппаратами Илизарова. Палку, на которую он не опирался, Бережной прислонил к трибуне.
— Мнение ученых, — начал он, — которым предстоит разобраться с теориями абсолютности и относительности, конечно, очень важно, но относительно спасательного рейса мы, спасатели, имеем абсолютное мнение. Штаб перелета уже приступил к моделированию рейса с маневром сближения со звездолетом «Скорость». Релятивистские эффекты при этом учитываются вне зависимости от теоретических выводов, к которым придут наши ученые. Мы практики. Нам надо спасать, выполнять долг, пусть даже ценой собственной жизни или расставания со своим поколением. У нас все. Признательны присутствующим.
Надя не выдержала и обернулась, ища испуганными глазами Никиту, а тот словно ждал этого, встретясь с ней взглядом. Но что они сказали без слов друг другу?
На трибуне стоял академик Зернов, держа в руках стандартный компьютерный бланк.
— Мне доставили, — начал он, — десятки различных расшифровок, некоторые из которых в какой-то степени совпадают друг с другом. Я прочитаю одну из них, выделяя при этом зафиксированные радиотелескопом звуки.
У Нади ёкнуло сердце. Дед читал ее расшифровку:
— «ОБРЫ-в букси-РА… ПОМ-ощь… БЫЛ-а бы нуж-НА в СЕР-ьезной БЕДЕ. к-РЫЛО-в». Повторяю: «ОБРЫВ БУКСИРА. ПОМОЩЬ БЫЛА БЫ НУЖНА В СЕРЬЕЗНОЙ БЕДЕ. КРЫЛОВ».
— Не слишком ли сдержанно это для «сигнала бедствия»? — подал реплику из-за стола президиума американский профессор Гамильтон.
— Как бы ни были сдержанны эти слова, уважаемые члены Звездного комитета, — продолжал академик, — но они звучат из глубин космоса, сигнализируя о бедствии. Я согласен с уважаемым профессором Гамильтоном лишь в одном, что чрезвычайное заседание президиума Объединенной Академии Наук желательно провести немедленно. Мне удалось найти по браслету личной связи президента Объединенной Академии Наук, который приглашает сейчас же принять участие в созываемом им заседании президиума академии всех членов Звездного комитета, а также наших звездолетчиков и профессора Дьякова, разумеется. Взлетолет уже ждет нас перед входом во Дворец звезд. Всех остальных присутствующих здесь заинтересованных лиц приглашаю к видеоэкранам, с помощью которых они по нашей давней традиции будут незримо присутствовать во Дворце науки, следя за предстоящей дискуссией ученых. Благодарю всех.
Надя, словно приросшая к месту, следила, как чинно один за другим спускались по ступенькам в зал члены Звездного комитета. Темнокожий плечистый и белозубый молодой негритянский ученый протянул руку, чтобы помочь сойти очень старому японцу с узкой длинной седой бородой. Черноволосый гигант с орлиным носом, похожий на древнего индейского вождя, задержался рядом с профессором Гамильтоном, ожидая, пока сойдет вниз японец. Все направлялись к выходным дверям.
Бережной, а следом за ним Никита поднялись из своих рядов и присоединились к ним.
Увидела Надя и поджарую фигуру профессора Дьякова с его мелькнувшим характерным профилем.
Потом зал зашумел, сидевшие в нем разом заторопились к выходу.
Теснясь с ними у дверей, Надя невольно прислушивалась к взволнованным репликам:
— Не понимаю, как скорость может менять время?
— Ученые разберутся.
— Вчера у них одно, сегодня другое. А там, может быть, люди гибнут…
— Бережной правильно говорил — лететь, не рассуждая.
