Тэд Уильямс - Город золотых теней
— Выходит, ты отвлек меня от дел, чтобы просто сказать, что у тебя нет для меня задания? — раздраженно спросил шакал.
Бог стал разбухать, обматывающие его тело погребальные бинты затрещали и лопнули. Он тянулся и ввысь, и скоро его прикрытое посмертной маской лицо вознеслось высоко над полом тронного зала. Застонали тысячи жрецов, точно спящие, одолеваемые кошмарными снами. Шакал попятился.
— Я позвал, и ты пришел. — Голос бога гремел и эхом отражался от расписного потолка. — И не думай, что ты незаменим, Посланник!
Завывая и стискивая голову руками, шакал рухнул на колени. Жрецы застонали громче. Выждав достаточное, по его мнению, время, Осирис поднял руку, и вопль боли стих. Задыхаясь, Анубис распластался на полу. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он смог приподняться и встать на четвереньки. Дрожащая голова склонялась все ниже, пока остроконечные уши не коснулись ступенек перед троном.
Бог уменьшился до обычного размера и теперь с удовлетворением разглядывал согнутую спину Анубиса.
— Но у меня есть для тебя работа, — сказал он. — Дело касается одного из моих коллег, но менее деликатно, чем обнаружение тайного соперника. Мой приказ уже послан тебе.
— Я благодарен тебе, о владыка, — отозвался шакал. Его голос был хриплым, а слова с трудом различимы.
В самом сердце Абидоса-Который-Был ярко вспыхнули свечи. Посланник Смерти получил новое задание.
* * *Дред выдернул из разъема волоконно-оптический кабель и скатился с кровати на пол. Зажмурившись от боли, он на четвереньках дополз до ванной комнаты и ухватился за край ванны. Его тут же вырвало. Когда спазмы в желудке стихли, он, задыхаясь, прислонился к стене.
Прежде Старик никогда не мог сделать такого. То болезненный зуд, то приступ головокружения — но ничего подобного тому, что произошло сейчас. Словно в одно ухо воткнули раскаленную проволоку, а из другого вытянули.
Он сплюнул желчь в полотенце, потом с трудом поднялся и склонился над раковиной — чтобы смыть желудочный сок с губ и подбородка.
Уже очень давно никто не причинял ему такую боль. Об этом следовало подумать. Часть его — тот самый косоглазый ребенок, что впервые бросил вызов обществу, ударив молотком по лицу другого шестилетку, — хотела узнать настоящее имя старой сволочи, отыскать его убежище в РЖ, а потом содрать с него кожу, полоску за полоской. Но другая часть — тот взрослый, что вырос из этого ребенка, — научилась действовать более изощренно. Тем не менее обе половинки восхищались применением грубой силы. Когда он в один прекрасный день окажется наверху, то будет действовать так же. Слабые псы становятся костями для других, более сильных псов.
Он напомнил себе, что бессильная ярость есть признак слабости. Кем бы ни был Старик в реальности, выступить против него равносильно попытке штурмовать ад, забрасывая дьявола камнями. В Братстве он крупная шишка — возможно, самая крупная, насколько знал Дред. И живет, наверное, окруженный вооруженными до зубов телохранителями в одном из укрепленных подземных бункеров, столь популярных среди вонючих богачей, или на острове-крепости, как злодей из малайского сетеклипа, где машут мечами и кулаками.
Во рту по-прежнему было кисло, и Дред снова сплюнул. Терпение окупается. Гнев бесполезен и годится разве что в качестве тщательно контролируемого горючего; сейчас гораздо проще и умнее и дальше выполнять поручения Старика. Пока. Но наступит день, когда шакал вцепится клыками в глотку хозяина. Терпение. Терпение.
Он поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале. Ему требовалось снова увидеть себя чистым, твердым, нетронутым. Уже давно никто его так не унижал, а те, кто осмеливались, давно мертвы. И лишь первые из них умерли быстро.
Терпение. Никаких ошибок. Он отдышался и потянулся, изгоняя напряженность из побаливающих мышц живота. Подался вперед, приблизив лицо к зеркалу, увидел в нем темноглазого героя с невозмутимым взглядом, терпеливо переносящего боль. Такого невозможно остановить. Музыку погромче. Он возвращается сильным.
Он бросил взгляд на загаженную блевотиной ванну, потом включил воду и смыл все, спустив свой позор в коричневый водоворот стока. Отредактировать — всю сцену в ванной. Это лишь мелкая осечка. «Я не знаю преград».
По крайней мере, новая работа будет в РЖ. Его утомляли костюмированные глупости этих богатых дураков, оживляющих фантазии, которых устыдился бы самый ничтожный из зарядников, только потому, что они могли это себе позволить. Работа будет означать реальный риск и завершится реальной кровью. Она будет, по крайней мере, достойна его и его особых талантов.
Однако мишень… Он нахмурился. Несмотря на то, что он сказал Старику, он вовсе не настолько свихнулся, чтобы влезать во вражду внутри Братства. Слишком непредсказуемо и напоминает сетевую игру, которой он баловался в школе — всякие там короли и королевы, интриги, отравления. Но все же у таких ситуаций есть и скрытые преимущества. Пусть они убивают друг друга — это лишь приблизит день, когда он запустит настоящие события.
Он снова прополоскал рот и вернулся в постель. Ему требовалась музыка — неудивительно, что он вышел из внутреннего равновесия. Музыка придавала всему перспективу, не давала сюжету закиснуть. Он помедлил, вспоминая, какую боль совсем недавно причинили ему импланты, но лишь на мгновение. Он — Дред, и избранное им имя [14] было одновременно и избранной им игрой. Его игрой. И никаким старикам его не испугать.
Он включил музыку и не ощутил боли. Синкопами зазвучали негромкие барабаны-конга и медлительный бас. Он добавил к ним приглушенные органные аккорды. Внушительно, но не возбуждающе. Музыка для размышлений. Для планирования. Вы-меня-никогда-не-поймаете.
Наверное, сейчас на той подземной автостоянке в центре города полно полицейских детективов. Снимают отпечатки, сканируют, улавливают инфракрасные следы и гадают, почему замкнутая и защищенная цепь мониторов наблюдения не зарегистрировала это преступление. И разглядывают ошметки красного и белого.
Бедная киска. Не хотела, чтобы кто-либо касался ее изнутри.
Еще один труп, скажут полицейские. Скоро новость разойдется по сети. Не забыть бы посмотреть репортажи.
Дред прислонился к голой белой стене. Внутри него пульсировала музыка. Пора немного поработать. Он подключился к информации, которую ему прислала старая сволочь, и вызвал картинки, в первую очередь карты и трехмерные чертежи места, где находилась мишень. Они застыли перед ним в воздухе небесными видениями на фоне другой белой стены.
Все стены у него были белыми. Зачем нужны картины, если ты умеешь создавать их сам?
