Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)
Майор сурово поднял голову.
Потом встал, расстегнул две пуговички гимнастерки.
Подошел к мутному пыльному окну. Задумчиво потрогал задвижку окна.
…засыпая, я вижу вновь, что балконная дверь чуть приоткрыта.
– Ваши ученые коллеги в Третьем рейхе утверждают, что три или четыре тысячи лет назад в районе нынешней пустыни Гоби обитал народ, обладавший очень высокой культурой. Вы, кажется, поддерживаете эту точку зрения, я не ошибаюсь? – На фоне мутного пыльного окна майор походил на вдохновенного заезжего лектора. – Какая-то катастрофа погубила прекрасную страну, обратив цветущие сады в каменистую пустыню. Но часть погибшего народа уцелела. Никогда не получается так, чтобы полностью выжечь огнем или смыть водой всю набившуюся в щели плесень. – Майор покачал головой. – Оставшиеся в живых ушли в северную Европу, часть их рассеялась на Кавказе. Арии, так вы их называете. А уцелевшие мудрецы укрылись на высокогорье Гималаев. Одни пошли Путем правой руки, другие – Путем левой руки. Вам это о многом говорит, правда? Центром тех, кто пошел Путем правой руки, стала загадочная страна Агарти – Обитель созерцания, Храм, удалившийся от мира. А центром тех, кто пошел Путем левой руки, стала Шамбала – Град могущества и власти, повелевающий стихиями и людскими массами.
Ах, Рио-Рита!
Майор выпрямился.
– Как вы думаете? В Шамбале коммунизм построен полностью?
Профессор Одинец-Левкин промолчал. Он не знал точно, будут ли его еще бить, но на всякий случай промолчал.
– Как далеко от столицы Шамбалы остановился ваш караван?
– По моим расчетам, примерно в двадцать двух или трех переходах.
– Я смотрел протоколы допросов, – майор положил руку на тонкую папочку. – Вы много интересного говорили о Шамбале. Вы произносили слова, на которые невозможно не обратить внимания, – в этот момент майор явно думал о суровых воплощенных вождях страны. – Например, об ужасной лучистой энергии, распространению которой ничто не может воспрепятствовать. Поделятся ли лучистой энергией вожди Шамбалы с мудрыми творцами первой в истории страны, строящей коммунизм? Мы сможем с ними договориться?
Рука майора легла на оконную задвижку.
Вряд ли майор Каганов допускал, что какой-то там профессор Одинец-Левкин, типичный соцвред, человек, нуждающийся в трудовом перевоспитании, встанет когда-нибудь плечом к плечу с суровыми воплощенными вождями партии. Единственное дело, на которое он годен: довести караван до цели. Караван, усиленный кавалерийским эскадроном и несколькими орудиями, вряд ли устрашит смелых защитников Калапы, но оружие в таких случаях всего лишь указатель выбора – им можно не пользоваться.
Теперь майор принял решение.
Он знал, как важно уйти из города.
На Алтае он сразу окажется вне опасности.
Но все надо сделать так, чтобы с ним туда же попал профессор.
Постоял задумчиво. Покачался на носках.
– Если я помогу, доведете караван до цели?
– То есть до Шамбалы? – растерялся Одинец-Левкин. – Но…
– Что но? Отвечайте! Что вам мешает? Стены этого кабинета?
– Нет, не стены… – пришел в себя профессор. – Что-то подсказывает мне, что скоро я оставлю эти стены… – Он запнулся. – Но в Шамбалу приходит не каждый. Нельзя сказать: вот сегодня я пойду в Шамбалу. Так нельзя. Достичь Страны счастливых могут только те, кого позвали. Вас обязательно должны позвать. Понимаете? Вы должны услышать зов.
– А вы… расслышали?
– Я иду потому, что верю.
– Но вы знаете дорогу? – насторожился майор.
– Правильную дорогу знают многие. Через Кяхту, Ургу, Юм-Бейсэ, через Анси, Цайдам и Нагчу в направлении Лхасы. Многие ходили этим путем. А можно через Кяхту, Ургу, Алашань и Синин на озеро Кукунор и Тибетское нагорье, а там уже на Лхасу. Только я все еще не убежден, что Далай-лама согласится поставить в Лхасе радиостанцию.
– Не отказался же от нее Аманулла!
Профессор промолчал. Тогда майор выпрямился:
– Мы отправили афганскому эмиру радиостанцию, и он принял наш подарок с благодарностью. Вы об этом знаете. Он понял, как важно вести разговор с будущим. Для него мы – свет будущего. Нет плохих вестей из Сиккима, вы сами это постоянно повторяете. В союзе с могущественными архатами мы построим истинный коммунизм. Разве нет? Мы уже почти ликвидировали имущественные классы. Лет через пять мы поставим к стенке последнего хозяйчика. Ну? Что вы молчите?
– Один человек почти двадцать лет искал Будду Майтрейю, – покачал головой Одинец – Левкин. – Нигде не нашел, разгневался и отказался от поиска. Идя по городу, увидел несчастного, который конским волосом пилил железный столб. «Если жизни моей не хватит, все равно перепилю!» Смутился ищущий: «Что значат мои какие-то двадцать лет перед таким невиданным упорством? Лучше я снова вернусь к исканиям». И тогда явился к ищущему сам Будда Майтрейя. «Давно я с тобой, – сказал, – только ты не замечаешь меня, отталкиваешь меня, плюешь в меня». – «Такого не может быть!» – «А вот сделаем испытание. Ты пойди на базар, а я все время буду сидеть на плече твоем». Пошел человек на базар, зная, что несет на плече бога, но шарахались в ужасе от него люди, бежали в стороны, носы заткнув. «Почему бежите вы от меня, люди?» – «А ты разве не видишь, что у тебя на плече? Вся в язвах смердящая собака». Не увидели люди Будду Майтрейю. Каждый увидел только то, чего был достоин. Понимаете? – спросил профессор Одинец-Левкин. – Надо правильно понять поиск, надо осознать скрытые желания, иначе вместо бога увидишь смердящую собаку.
…засыпая, я вижу вновь,
что балконная дверь чуть приоткрыта,
и кисейную тюль
в окно, где пыльный июль
выдувает капризный сквозняк.
Майор кивнул.
Он забрал со стола папку и вышел.
Профессору Одинцу-Левкину он ничего не сказал, но дежурному в коридоре громко бросил: «В течение двадцати минут никого в кабинет не допускать!»
Ах, Рио-Рита!
Минуту подождав, профессор поднялся.
Он знал, что дежурный за дверью прислушивается.
Но профессор не мог больше ни минуты усидеть на привинченном к полу табурете. Его трясло от предчувствий. Где Лиса? Как выйти из этого кабинета? Почему майор оставил меня, да еще и прикрикнул на дежурного? Если я не вернусь на восток, Шамбала вновь растает в смерчах, в песках, развеянных солеными ветрами. Там среди пустыни – скалы. Там узкие проходы между скал верблюды стараются обходить стороной, но люди обязаны пройти через расщелины. Прошел – хорошая карма. Не прошел – плохая. Можно пробовать снова и снова. Ничего, что карлик жалуется. Воплощенные вожди Шамбалы легче поймут таких вот оборванных страдальцев, чем лихой кавалерийский эскадрон с шашками наголо.
