Борис Лапин - Фантастика-1975,1976
Ни снежных полей, на которые они надеялись.
Ни леса, которого боялись.
Ни льда.
Двое никогда еще в своей жизни не были на такой ужасающей высоте: быть может, вообще люди в Европе никогда не поднимались еще на такую.
И здесь, над облаками, начинаясь сразу от синих босых ступней мужчины, от его замерзших, окостеневших пальцев с искореженными, обломанными ногтями, разлилась под небом и сияющим солнцем ровная, бесконечная поверхность холодной темной воды.
Во все стороны она уходила, теряясь прямо вдали. Невысокие тяжелые волны округлыми валами медлительно катили на мужчину и успокаивались у самых его ног.
Море, разлившееся выше положенного уровня, простершееся на миллионы квадратных километров. Безмерные массы пустых вод, где ни рыбы, ни водорослей, ни даже бактерий.
Двое, конечно, не знали всего этого. Не знали, что и полжизни им не хватило бы, чтобы кругом дойти до противоположного берега. Уничтоженные, они смотрели на необъятное водное поле, сходившееся у горизонта с небом, и рассыпался, исчезал образ оленьего стада, пасущегося на снежных лугах.
Сильно пригревало, и было совсем тихо. Но легкие, неощутимые ветры все же бороздили гладь моря в отдаленье — там черные пространства лежали вперемешку с голубыми и серыми. Слева от людей вода почему-то парила, поднимались и рассеивались в воздухе белые быстрые клубы. Неспешно плыла льдина, высунувшаяся торчком из глубины. Ее изъело солнцем, жаркие лучи выгрызли что-то вроде гигантских сотов на неровных откосах. Она кренилась постепенно, затем вдруг пошла решительно переворачиваться — верхняя часть, всплеснув, скрылась под водой, а оттуда вынырнул другой бок, размытый, отшлифованный, белый.
Что-то происходило в этом на первый взгляд недвижном мире. Тысячелетиями что-то готовилось и теперь назрело.
Лед, хотя и повсюду лед, был неодинаков в разных местах — синие оттенки перемежались с зеленоватыми, даже желтыми. Здесь он иззернился, там шерстил, присыпанный вмерзшим снегом, тут переламывался четкой стеклянной гранью.
Волна от перевернувшейся льдины докатила до берега, омыла ступни мужчине. Он вздрогнул, очнувшись. Сотнями роились солнечные блики. Ледяная кромка, отделявшая море от пологого склона-спуска, кое-где была широкой, громоздилась утесами, кое-где сужалась, плоская, до двух метров или метра, как мы смерили бы теперь.
Угрюмо, медленно мужчина снял с себя пояс с колчаном, взял у женщины две свернутые шкуры, служившие обоим как шатер для ночлега. Он развернул и бросил шкуры у самой воды, опустился на них. Женщина легла рядом, свернулась в комок и сразу уснула, потому что была сыта и смертельно устала. А мужчина не мог и не хотел спать, ему надо было решить, куда теперь. Он подобрал ноги, обнял колени, просидел несколько минут, задумавшись. Ему казалось, что где-то тут должны быть олени, но только путь к ним преградила огромная вода, которую двое и помыслить не могли перейти.
С коротким сдавленным восклицанием мужчина встал, прошелся взад и вперед, потом взял в руки топор — он чувствует себя уверенней, когда пальцы охватывают костяную рукоять.
Неподалеку послышался шорох — подтаявший ледяной нарост сорвался с утеса.
В этом месте кромка берега совсем узка — с одной стороны рядом море, с другой — далеко внизу потонувший в провале смутный контур полулеса-полутундры. Мужчина останавливается здесь. Без мыслей взлетел топор, ударил по льду раз, другой, третий.
И вот уже заполнилась бороздка, первые капли стекают за край гигантского блюда.
Снова удар, изливается струйка и быстро-быстро делается ручейком.
Это привычно мужчине — сбрасывать воду. В стойбище по весне так приходилось делать в пещерах, где зимой не жили, не жгли костров, а только хранили мясо.
Еще удар, ручеек набухает. Пока безмолвный, он бежит между ступнями мужчины, который стал сейчас лицом к солнцу, к раввине. Поблизости пришла в движенье поверхность воды, а движущаяся вода — совсем не то, что стоячая. У нее другая сила, ее молекулы трутся о молекулы льда, расшатывают, срывают. Р-раз — и рухнул запирающий кусочек, безмолвие сменяется переливчатым шепотом! Р-раз — и выламывается маленькая глыбка! Ручеек заговорил, зажурчал, стал вдвое шире.
А мужчина… На каком берегу ему остаться?
Чрезвычайно важен выбор, хотя человек и не подозревает о том. С правой стороны струйки он сделается предком норманнов, которым обживать неприветливые фиорды Скандинавии, увидеть на горизонте березовые рощи Гренландии, высадиться в Америке. С левой — мужчине начать славянский корень, его дальние правнуки будут, возможно, воздвигать златоглавый Киев, столицу Древней Руси. Кто-то из них в страшную для русской истории осень 1240 года будет смотреть, как на низком берегу Днепра собираются верткие широкоскулые всадники в долгополых тулупах и больших шапках-треухах — отряды неисчислимых полчищ Батыя. Но уйдет в лес, останется жив, семя и страсть свою передаст тому, кто в розовый утренний час на поле Куликовом… Это если влево. Вправо же быстроходный остроносый даккар, неумолчный скрип уключин, пенная морская волна, а потом овцы на горном лугу, домик у чистого озера, музыка Грига.
Удивительная альтернатива, и вариант определяется всего одним шагом.
Вправо или влево?
Мужчина переступает вправо, подходит к своей подруге. Чуткая, она сразу просыпается и встает, освеженная, сильная, мгновенно готовая к действию. Но нечего делать вокруг, и вот двое возле ручья. А это именно уже не ручеек, а ручей, который с каждым мгновеньем ширится, превращаясь в стремительную речку. Струя шириной в полтора метра падает с ледяного вала и дальше внизу растекается пленкой. Но и там начинает обозначаться ложе течения.
Теперь не остановить, не закрыть бегущую воду, даже если б мужчина и захотел. Поблизости в море изменились пути течений, пробуждены силы, которые уже невозможно обуздать.
Мужчина перепрыгивает на ту сторону, обратно и снова туда. Отломился еще кусок ледяного берега, мелькнул сквозь водопад. Речка стала наполовину шире, ее говор сменяется рокотом. Нужно кричать, чтобы понять друг друга.
Мужчина зовет женщину на свою сторону, она подступает к струе, мерит взглядом, качает головой. Мужчина смотрит вниз, вода нашла себе дорогу, она катит мелким ущельем, от минуты к минуте размывая его, делая глубже. Поток уже разделил склон пополам.
А волки? Где они?
Вот стая — всего в двух сотнях шагов ниже. Так близко хищники еще не подходили днем.
Звери справа от бегущей воды и отступают перед ее разливом. Значит, людям надо на левую сторону.
