Рэй Брэдбери - Зеленые тени, Белый Кит
И я проводил женщину из рода Макгиллахи с ее Отродьем под дождем обратно к отелю «Роял Гиберниан», и по пути мы говорили о толпе, которая прибывает ближе к полуночи из аэропорта, выпивающая и расселяющаяся по номерам в этот благословенный час — в самый подходящий час для сбора подаяния, который нельзя упускать, даже когда льет холодный дождь, и все такое прочее.
Я нес младенца часть пути, потому что женщина выглядела усталой, а когда показался отель, я передал ей его и спросил:
— Неужели за все время это первый раз?
— Что нас раскусил турист? — сказал ребенок. — У тебя глаз как у выдры.
— Я писатель.
— Будь я проклят! — сказал он. — Как же я не догадался! А ты, часом…
— Нет, — сказал я. — Ни слова не напишу ни про все это, ни про тебя в ближайшие тридцать лет, а то и дольше.
— Значит, молчок?
— Молчок.
До гостиничного подъезда оставалось футов сто.
— Все, теперь я умолкаю, — сказал он, лежа на руках у своей пожилой сестры, свеженький, как мятная конфетка, вымоченная в джине, с вытаращенными глазами, растрепанными волосами, завернутый в грязные пеленки и тряпье. — У нас с Молли правило — на работе никаких разговоров. Держи пятерню.
Я взял его кулачок, словно щупальца актинии.
— Господь тебя благослови, — сказал он.
— И пусть Господь позаботится о тебе, — сказал я.
— А, — сказал ребенок, — еще годик, и мы скопим на пароход до Нью-Йорка.
— Уж это точно, — сказала она.
— И не нужно будет попрошайничать, не нужно будет грязному младенцу орать в бурю по ночам; найду себе приличную работу, в открытую, понимаешь? Зажжешь за это свечку?
— Считай, зажжена. — Я пожал его руку.
— Иди.
— Иду, — сказал я.
Я быстро зашагал к отелю, куда уже начали подъезжать такси из аэропорта.
За спиной я услышал, как под дождем женщина проходит мимо семенящей походкой, увидел, как она воздела руки со святым младенцем.
— Если у вас есть хоть капля жалости! — кричала она. — Проявите сострадание!
И послышалось, как зазвенели монеты в миске, как ноет продрогший ребенок, слышно, как подходят очередные машины, как женщина кричит: «сострадание», «спасибо», «Господь благослови» и «Славься, Господи», и, вытирая собственные слезы, я представил, что во мне самом росту восемнадцать дюймов, но все же одолел крутые ступени, вошел в отель и забрался в постель. Холодные капли всю ночь барабанили в стекло; когда я проснулся под утро и выглянул в окно, улица была пустынна, и только неистовствовал ливень…
Глава 24
Невероятная новость пришла по телеграфу.
Национальный институт литературы и искусства с превеликим удовольствием присудил мне специальную премию по литературе и денежную сумму в размере пяти тысяч долларов. Не буду ли я так любезен прибыть в Нью-Йорк 26 мая для получения премии, аплодисментов и чека?
Не буду ли я так любезен?
Господи Боже, думал я. Наконец-то! Боже! Годами люди обращались ко мне по прозвищу Бак Роджерс или Флэш Гордон. Уверяли, что никто никогда не будет строить ракет. Заявляли, что мы не полетим ни на Марс, ни на Луну. Ну а теперь, может, кто-то все же назовет меня моим настоящим именем.
Я захватил весть с собой на поздний завтрак в «Кортаун». Поздний завтрак, черт, все завтраки были поздние. К тому времени, когда я туда добрался со сложенной телеграммой в кармане, было уже пол-одиннадцатого. Я зашел и увидел Рики, Джона и Джейка Викерса, поглощавших яйца, бекон и печенье. Джек гостил у Хьюстонов, помогая Джону разобраться с повестью Киплинга «Человек, который мог стать царем» для будущего фильма. Судя по тому, как Джон изучал мое лицо, пока я раскладывал омлет на своей тарелке в виде рожицы и расписывал все это кетчупом, он, должно быть, унюхал телеграмму в кармане моей рубашки.
— Ты похож на питона, заглотившего пуму с головы до хвоста. Выкладывай, что у тебя, малыш.
— Не-а, — сказал я, довольный собой.
— Ладно, сынок, валяй рассказывай!
Я достал телеграмму из кармана и протянул через стол.
Джон задумчиво прочитал ее и передал Джейку.
— Черт меня побери, у нас под крышей, оказывается, завелся гений.
— Ну, я бы так не сказал.
— Я бы тоже, малыш. Фигура речи. Прочитал, Джейк?
— Конечно. — Джейк в изумлении передал телеграмму Рики. — Ты, оказывается, пишешь беллетристику!
— Для журналов «Грошовый детектив» и «Странные рассказы», — сказал я, чтобы притупить их внимание.
— Рики, прочитай вслух, — сказал Джон.
— Ты ведь уже читал это, — засмеялась Рики и обежала вокруг стола, чтобы меня обнять. — Поздравляю!
Она стояла рядом со мной и вслух читала телеграмму. Это было ошибкой. На самом деле Джону не очень-то хотелось, чтобы она это делала. Он опять занялся разрезанием бекона и намазыванием масла на тосты.
— Так как, сынок, — сказал он, разглядывая свою еду, — ты решил, что будешь делать с этими деньгами?
— Делать?
— Ну да. Делать. Тратить. Решил, как избавиться от этой сумасшедшей суммы, о, жюль-вернов ты сын?
— Не знаю, — сказал я, зардевшись от счастья оттого, что удостоился его внимания. — Я получил телеграмму часа три назад. Я поговорю с Мэгги. Мы живем в нашем новом доме уже третий год. В некоторых комнатах все еще нет мебели. А рабочий кабинет у меня в гараже, где вместо машины стоит старый письменный стол за шестьдесят долларов. Может, я куплю побольше книжных шкафов. Может, куплю отцу набор клюшек для гольфа, у него в жизни не было нормальных клюшек…
— Черт меня побери, ну и списочек! — вскричал Хьюстон.
Я взглянул на него, думая, что он меня хвалит. Вместо этого я увидел, что он откинулся на спинку стула, глубоко озабоченный моим будущим.
— Джейк, ты слышал?
— Угу, — сказал Джейк.
Подожди, думал я, продержись…
— Ты никогда в жизни не слышал ничего более вздорного, правда? Боже праведный, — восклицал Джон, — ты же выдающийся писатель-фантаст. И первоклассный автор фантастических сказок.
— Я стараюсь, — сказал я.
— Стараюсь! Бог ты мой, — сказал Джон. — Пораскинь мозгами! На тебя, откуда ни возьмись, свалилась деньга, деньги, деньжищи! Ты же не положишь их в банк, чтоб они там гнили!
— Я думал…
— К чертям, не думал ты ни о чем!
Все это время Рики стояла рядом со мной. Теперь я почувствовал, как ее пальцы сдавили мне затылок, требуя от меня силы воли и мужества. Затем, уверенная, что этого никто не видел, она вернулась на свое место во главе стола поливать бекон кетчупом.
— Похоже, ты собираешься передать свой Гран-при в руки тех, кто умеет жить, то есть Джейку и мне. Ты не возражаешь, Викерс? — спросил Джон.
