Михаил Ахманов - Меч над пропастью
Видный мужчина Джикат, да и Теругга ему не уступит. Но, кроме улыбок, приятной беседы и плотских удовольствий, ждать от них нечего. Слишком мало, подумалось Анне. Годится, чтобы отвлечься, отдохнуть, но сейчас ей нужно другое. Нужен совет. Когда человек на распутье, когда он разуверился в себе и в деле, которым занят, хочется поговорить с кем-то опытным и мудрым. С тем, кто постарается тебя понять.
Несмотря на молодость, Анна знала, что мужчины бывают хорошими советчиками. Такова природа людей: в беде и сомнении женщине нужен мужчина, мужчине – женщина, ибо в них воплощены стремящиеся друг к другу стихии, разум и чувство, сила и красота. В мире нет ничего теснее и крепче их связи, соединения душ, слияния тел, счастья близости. Близкий – значит неравнодушный… Только близкому можно довериться, только от близкого принять совет.
Жаль, что Тревельян пробыл на Шенанди так недолго… Жаль! Это заставило ее поторопиться… Может быть, зря: доверие и близость не любят спешки и не приходят с первым поцелуем, даже с обещанием чего-то большего. Нужно время – пусть не такое огромное, как для перемен на Пекле, но все же не минуты и не часы. Вот Джикат и Теругга об этом знают и ведут осаду месяцами, ненавязчиво, но упорно… Бросили игру, плещутся в бассейне, машут ей, зовут…
Помахав им в ответ, Анна подумала: Тревельян вернется. Вернется, что бы ни случилось. Найдет ли проход в горах, смирит ли дикарей, спасет ли Кьолл или потерпит поражение, но он вернется. Если победителем, надо его вознаградить, если побежденным, надо утешить.
А награда мужчины и его утешение – в руках женщины.
* * *Утром Ивар нацепил на рога трафору пять колокольцев – как-никак, Айла являлся теперь великим чародеем и предводителем отряда, пусть совсем небольшого. Он приказал снять самый ценный груз с поврежденных повозок, бурдюки с водой, сушеное мясо, факелы, пропитанные смолой, и запасное оружие. С наступлением белого рассвета они двинулись в путь, бросив две повозки из трех и оставив на месте сражения всякий ненужный хлам и полуобглоданные тела. Но крысы, ящерицы и змеи продолжали трудиться, и не было сомнений, что ни один погибший не попадет в Йргык.
Караван неторопливо двигался вдоль скалистой стены плато, но теперь Ивар ехал в голове процессии, рядом с Дхот-Тампой. С восходом Ракшаса его проводник уверился, что не попал в потусторонний мир, приободрился и начал узнавать дорогу. Не так давно Живущие В Ущельях обитали в этой местности, каждый Шест – в своем каньоне, у своего источника воды, и Дхот иногда мрачнел и бормотал сквозь зубы: «Всех вырезал, ублюдок, никого не осталось, никого… Длинные Копья… Те, Кто Из Пещер… Дети Хатта… Дети Потики… Полосатые Змеи…» Видимо, Дхоту вспоминались семьи его Очага, перебитые Серым Трубачом. Тревельян подумал, что вождю хотелось сохранить тайну прохода через горы, и это стало поводом к уничтожению племени. Но не исключались и другие резоны: борьба за лидерство в степи наверняка была жестокой и кровавой, и Трубач мог не доверять соплеменникам Дхота.
Самки, оставшиеся в живых, Кадранга и двое его воинов отнеслись к появлению проводника с полным равнодушием, словно к очередному чуду, свершенному ппаа Айлой. Их мышление было конкретным и незатейливым: если колдун мог призвать на помощь Демона Ветра или превратиться в страшного хищника, что ему стоило извлечь из тьмы это приблудное мясо?.. Тентачи, наделенный более живым воображением, тут же стал расспрашивать пришельца, кто он и какого Шеста и Очага, но наткнулся на стену мрачного молчания. Птис не заговаривал с Дхотом, но подозрительно косился на него – может быть, каким-то образом признал в нем Живущего В Ущельях. Но о своих домыслах не вымолвил ни слова.
Трафор двигался в обычном для яххов рваном ритме, отталкиваясь задними ногами, выбрасывая передние и замирая на миг. Скачок, пауза, скачок, пауза… Покачиваясь на его спине, Ивар боролся с искушением расспросить проводника. Теперь ему было известно, что пастушонок по имени Кайни нашел пещеру со Спящей Водой и что колдун Ошу-Ги и пара воинов видели там некое чудо. Долго пробыли, глядели, и ппаа делал разные вещи, сказал Дхот… И еще сказал, что перебрался к кьоллам – порази их Ррит вечным голодом! – через Спящую Воду… Что, однако, не объясняло суть и смысл этой Воды. Какое-то природное явление? Ледник? Подземное озеро? Гейзер, который дремлет, а временами просыпается? Но если пещера пролегла под всем Хребтом, ни льды, ни воды не могут перенести мгновенно на другую сторону, за сотни километров. Будь Дхот даже выносливей верблюда, он шел бы много дней или, возможно, плыл с водным потоком, в полном мраке, среди грозящих гибелью камней… Это казалось нереальным. Либо он умер бы от истощения, либо расшибся о скалы, либо беглеца нашли бы и прикончили.
Получалось, что Дхот прошел сквозь Спящую Воду и тут же очутился по южную сторону Хребта. Как? С помощью телепортации? «Почти забытое понятие, но феномен знакомый, – подумал Тревельян. – В нынешнюю просвещенную эпоху его называют переходом через Лимб или проколом континуума, и это базовый принцип межзвездной транспортировки. Разгонная шахта длиной в километр, кольца гравидвижков, генераторы и криогенный мозг, способный рассчитать точки входа и выхода из Лимба… Все вместе – контурный привод [29], который есть на любом корабле – теорию смотри в трудах по нелинейной динамике, двадцать второе столетие… Кстати, как доказано в этих трудах, феномен прокола реализуется у черных дыр, но Пекло хоть и дыра, однако не той физической природы. Пекло – планета, мир с ничтожной гравитацией, здесь естественный прокол – нелепость!
Значит, установка? Чья?»
Внезапно Ивар ощутил холодок в спине и дрожь под сердцем. Это было не признаком страха, но ожиданием неких чудес, таившихся среди гор и ущелий, предчувствием невероятного; если бы он знал дорогу, то ринулся вперед со всей возможной скоростью. Он запрокинул голову, потом осмотрел свой маленький караван. Небо над краем плато изменяло цвет, оповещая о восходе красного солнца, и тени, падавшие на равнину от скал, уже начали заметно раздваиваться. Белая тучка, скрывавшая флаер, послушно плыла за караваном, переговаривались воины, скрипели колеса телеги, покрикивала на животных женщина-возница, звенели бубенцы на рогах скакунов, Птис, задремав, уткнулся в шею яхха, что-то бормотал под нос Тентачи. Медленно, неторопливо, они приближались к тому, что было чудом и для примитивных обитателей Раваны, и для пришельца со звезд. «Ибо есть пришельцы и Пришельцы», – подумал Ивар.
Желание потолковать с Дхотом о Спящей Воде исчезло. Бессмысленная затея! Если там, в пещере, хранится некий артефакт, созданная кем-то установка, как шас-га ее опишет, что о ней расскажет? Ничего такого, что Тревельян не смог бы сам вообразить, но эти домыслы, как и рассказы Дхота, будут, скорее всего, ошибкой. Ивар знал, что в обитаемых мирах и на орбитальных станциях нет устройств, подобных контурному приводу. Значит, он столкнулся с чем-то небывалым, очень древним, спрятанным в недрах земли от досужего взгляда… О такой вещи нельзя судить по словам дикаря.
