Герберт Уэллс - Машина времени (сборник)
Добавлю также, что подоконник, откуда мы спрыгнули в сад, слегка обуглился, а на песчаной дорожке остались глубокие следы от наших ног.
Таковы были результаты моего знакомства с «Новейшим ускорителем». По сути дела, вся эта наша прогулка и то, что было сказано и сделано тогда, заняли две-три секунды. Мы прожили полчаса, пока оркестр сыграл каких-нибудь два такта. Но ощущение у нас было такое, будто мир замер, давая нам возможность приглядеться к нему. Учитывая обстоятельства и, в первую очередь, опрометчивость, с которой мы выскочили из дому, нужно признать, что все могло закончиться для нас гораздо хуже. Во всяком случае, наш первый опыт показал следующее: Гибберну придется еще немало потрудиться над своим «Ускорителем», прежде чем он станет годным для употребления, но эффективность препарата несомненна – и придраться тут не к чему.
После наших приключений Гибберн упорно работает, пытаясь усовершенствовать свой препарат, и мне случалось неоднократно, без всякого для себя вреда, принимать различные дозы «Новейшего ускорителя» под наблюдением его создателя. Впрочем, признаюсь, что в таких случаях я уже не рискую выходить из дому. Этот рассказ (вот пример действия «Ускорителя») написан мною за один присест. Я отрывался от работы только для того, чтобы откусить кусочек шоколада. Начат рассказ был в шесть часов двадцать пять минут вечера, а сейчас на моих часах тридцать одна минута седьмого. Невозможно передать словами, как это удобно – вырвать время среди суматошного дня и целиком отдаться работе!
Теперь Гибберн занят вопросом дозировки «Ускорителя» в зависимости от особенностей организма. В противовес этому составу он надеется изобрести и «Замедлитель», с тем чтобы регулировать чрезмерную силу своего первого изобретения. «Замедлитель», разумеется, будет обладать свойствами, прямо противоположными свойствам «Ускорителя». Прием одного этого лекарства позволит пациенту растянуть секунду своего времени на несколько часов и погрузиться в состояние покоя, застыть наподобие ледника в любом, даже самом шумном, самом раздражающем окружении.
Оба эти препарата должны произвести переворот в нашей цивилизации. Они положат начало освобождению от «покровов времени», о которых писал Карлейль. «Ускоритель» поможет нам сосредоточиться на каком-нибудь мгновении нашей жизни, требующем наивысшего подъема всех наших сил и способностей, а «Замедлитель» подарит нам полное спокойствие в самые тяжкие и томительные часы и дни. Может быть, я возлагаю чересчур большие надежды на еще не существующий «Замедлитель», но что касается «Ускорителя», то тут никаких споров быть не может. Его появление на рынке в удобной для пользования дозировке – дело нескольких месяцев. Маленькие зеленые бутылочки можно будет купить в любой аптеке и в любом аптекарском магазине по довольно высокой, но, принимая во внимание необычайные свойства этого препарата, отнюдь не чрезмерной цене. Он будет называться «Ускоритель для нервной системы. Патент д-ра Гибберна», и сам профессор надеется выпустить его в трех степенях ускорения: 1:200, 1:900 и 1:2000, чему будут соответствовать этикетки – желтая, розовая и белая.
С помощью «Ускорителя» можно будет осуществить множество поистине удивительных вещей, ибо самые ошеломляющие и даже преступные деяния удастся тогда совершать незаметно, так сказать ныряя в щелки времени. Как и всякое сильно действующее средство, «Новейший ускоритель» не застрахован от злоупотреблений. Но, обсудив и этот вопрос, мы с Гибберном пришли к выводу, что решающее слово останется за медицинским законодательством, а нас такие дела не касаются. Наша задача – изготовить и продавать «Ускоритель», а что из этого выйдет – посмотрим.
Остров Эпиорниса
Человек со шрамом на лице перегнулся через стол и посмотрел на мои цветы.
– Орхидеи? – спросил он.
– Всего несколько штук, – ответил я.
– Венерины башмачки?
– В основном.
– Что-нибудь новенькое? Хотя вряд ли. Я обследовал эти острова двадцать пять, нет, двадцать семь лет назад. Если вы найдете здесь кое-что новое, значит, это уж совсем новехонькое. После меня не осталось почти ничего.
– Я не коллекционер.
– Тогда я был молод, – продолжал он. – Господи! Сколько я гонял по свету! – Он как бы присматривался ко мне. – Два года пробыл в Индии, семь лет в Бразилии. Потом поехал на Мадагаскар.
– Нескольких исследователей я знаю понаслышке, – сказал я, уже предвкушая интересную историю. – Для кого вы собирали образцы?
– Для Доусона. Может, вы слышали такую фамилию – Бутчер?
– Бутчер, Бутчер… – Эта фамилия смутно казалась мне знакомой; потом я вспомнил: «Бутчер против Доусона». – Постойте! Так это вы судились с ними, требуя жалованье за четыре года – за то время, что пробыли на пустынном острове, где вас бросили одного?
– Ваш покорный слуга, – с поклоном ответил человек со шрамом. – Интересное судебное дело, не правда ли? Я сколотил себе там небольшое состояние, пальцем о палец не ударив, а они никак не могли меня уволить. Я часто забавлялся этой мыслью, пока оставался на острове. И даже вел подсчеты, вырисовывая огромные цифры на песке чертова атолла.
– Как же это случилось? Я, признаться, уже забыл подробности дела…
– Видите ли… Вы слышали когда-нибудь об эпиорнисе?
– Конечно. Эндрюс как раз работает над его новой разновидностью; он рассказывал мне о ней примерно месяц назад. Перед самым моим отплытием. Они раздобыли берцовую кость чуть ли не с ярд длиной. Ну и чудовище это было!
– Охотно верю, – произнес человек со шрамом. – Настоящее чудовище. Легендарная птица Рух Синдбада-морехода, безусловно, принадлежала к этому семейству. И когда же они нашли эти кости?
– Года три-четыре назад – кажется, в девяносто первом году. А почему вас это интересует?
– Почему? Потому что их нашел я – да, да, почти двадцать лет назад. Если бы у Доусона не заупрямились с моим жалованьем, они могли бы поднять большую шумиху вокруг этих костей. Но что я мог поделать, если проклятую лодку унесло течением…
После паузы он продолжил:
– Это, наверное, то же самое место. Нечто вроде болота, что в девяноста милях к северу от Антананариво. Не слышали? К нему надо добираться вдоль берега, на лодке. Может быть, вы помните?
– Нет. Но, кажется, Эндрюс говорил что-то о болоте.
– Очевидно, о том же самом. На восточном берегу. Там в воде, уж не знаю откуда, есть какие-то вещества, предохраняющие от разложения. Пахнет наподобие креозота. Сразу вспоминается Тринидад. А яйца они нашли? Мне попадались яйца в полтора фута величиной. Болото образует круг, понимаете, и это место совершенно отрезано. Помимо всего прочего там много соли. Да-а… Нелегко мне пришлось в то время! А нашел я все это совсем случайно. Я взял с собой двух туземцев и отправился за яйцами в нелепом каноэ, связанном из кусков; тогда же мы нашли и кости. Мы прихватили с собой палатку и провизии на четыре дня и расположились там, где грунт потверже. Вот сейчас вспомнилось мне все – и сразу почудился тот странный, отдающий дегтем запах. Занятная была работа. Понимаете, надо шарить в грязи железными прутьями. Яйца при этом обычно разбиваются. Интересно, сколько лет прошло с тех пор, как жили эпиорнисы? Миссионеры утверждают, что в туземных легендах говорится о временах, когда такие птицы жили, но сам я рассказов о них не слышал[11]. Однако те яйца, которые мы достали, были совершенно свежие. Да, свежие! Когда мы тащили их к лодке, один из моих негров уронил яйцо и оно разбилось о камень. Ох, и отлупил же я парня! Яйцо было ничуть не испорченное, словно птица только что снесла его, даже не пахло ничем, а ведь она, возможно, уже четыреста лет как сдохла. Негр оправдывался тем, что его будто бы укусила сколопендра. Впрочем, я уклонился от темы. Целый день мы копались в этой грязи, стараясь вынуть яйца неповрежденными, измазались с головы до ног в мерзкой черной жиже, и вполне понятно, что я разозлился. Насколько мне было известно, это единственный случай, когда яйца достали совершенно целыми, без малейшей трещинки. Я смотрел потом те, что хранятся в Музее естественной истории в Лондоне; все они надтреснутые, куски скорлупы слеплены вместе, как мозаика, и некоторых кусочков не хватает. А мои были безукоризненными, и я собирался по возвращении выдуть их. Ничего удивительного, что меня взяла досада, когда этот идиот погубил результат трехчасовой работы из-за какой-то сколопендры. Здорово ему досталось от меня!
