Павел Амнуэль - Маленький клоун с оранжевым носом
Он пока не понял, что именно видел, что именно знает и что именно сделал. Но ведь поймет — повзрослеет и поймет. Какая судьба ждет этого мальчика? Сейчас он приносит из другой ветви Многомирия понравившиеся игрушки, школьные тетради, пытается спасти отца… Что он сможет завтра, через год?
Ничего он не сможет, успокаивал я себя. Не он первый такой, наверняка были уже сотни или тысячи… Наверняка были. И сейчас тоже — не один Игорь такой на шесть миллиардов человек. И если ничего о таких людях не известно…
А точно ли ничего не известно? Мало ли людей, видящих странное? Пророков, предсказывающих будущее не нашего, а чужого, только похожего на наш, мира? Мало ли людей, слышащих голоса? Мало ли таких, чьи странные болезни врачи не могут диагностировать? Мало ли умельцев, способных «материализовать» предметы из воздуха? Я как-то видел фильм об индийском целителе Саи Бабе, который извлекал «из ничего» небольшие золотые украшения и собирал на свои проповеди толпы верующих. Мало ли таких? Кто-то, как Саи Баба, становится гуру, учителем, а кто-то, возможно, просто крадет оттуда все, что попадет под руку. И скорее всего большая часть этих людей — возможно, даже все — совершенно не подозревает о том, что с ними происходит на самом деле.
Может — я очень хотел бы, чтобы все именно так и оказалось, — способности видеть, слышать, ощущать й даже проникать в другие ветви Многомирия сильны у многих в детстве, а потом сходят на нет: говорят же, что воображение у детей развито куда больше, чем у взрослых, так, может, это и не фантазии вовсе, а реальные ощущения, реальные для ребенка, а взрослому, забывшему свои детские забавы, кажущиеся фантастическими, придуманными?
Хорошо, если так. Игорю лучше забыть все, что он видел и сделал позавчерашним вечером.
«Мне стало страшно. Я схватил… Я потянул папу за руку…»
Он потянул папу за руку, а убийца в это время…
Господи… Этот голос… Высокий, да. Женский?
Вот почему я не узнал его…
Это невозможно! Здесь. А там?
«Я тебе говорю! Как ты можешь? С ней!»…
Я включил, наконец, двигатель и поехал вдоль улицы. Мне показалось, что у меня отнялись ноги, я не чувствовал педалей и ехал очень медленно. Меня ослепил свет фар — навстречу выруливала машина, и я затормозил. Водитель встречной машины мигнул мне дважды, погасил фары, и я увидел перед собой полицейскую «мазду» с мигалкой. Я уверен был, что еще секунду назад мигалка включена не была, иначе я, конечно, обратил бы на нее внимание.
Никаких правил я нарушить еще не успел, совесть моя была чиста. В ожидании полицейского я склонился над бардачком,
доставая водительские права и талон технического осмотра. Нашли время патрулировать — тихая ночная улица…
— Не выйдете ли из машины? — сказал знакомый голос, я поднял глаза и увидел стоявшего рядом Учителя.
— В чем дело? — спросил я, открывая дверцу. — Это вы? Захотелось сказать какую-нибудь колкость; отчего, мол, следователям-криминалистам приходится подрабатывать в дорожной службе, но что-то не понравилось мне во взгляде Учителя, и я молча выбрался из машины.
— Извините, Матвей, — сказал Учитель с ноткой сожаления в голосе. — Я должен задержать вас. Пересядьте, пожалуйста, в мою машину, а в вашей поедет сержант Кахалани.
С двух сторон я оказался зажат грузными полицейскими.
— Я не хотел вас задерживать в квартире Гринбергов при женщинах, — сказал Учитель.
— Мы же с вами весь вечер говорили… — начал я.
— Да-да, я хотел понять, как далеко вы зайдете в своих фантастических предположениях.
Машина двигалась по не знакомым мне улицам — может, в полицию, а может, в другое измерение, иную реальность, совершенно мне не известную, ту, которую я не хотел знать и из которой никогда не смог бы выбраться.
— Что все это значит? спросил я, когда сердце перестало стучать под подбородком, а ноги опять обрели чувствительность.
— Вы задержаны по подозрению в убийстве Алекса Гринберга, — сказал Учитель, обернувшись ко мне с переднего сиденья.
— Но я…
— Не нужно сейчас ничего говорить, хорошо? Обдумайте свои слова, выскажетесь, когда мы продолжим разговор в моем кабинете.
— Меня ждут дома!
— Позвоните жене из полиции.
Я позвонил Галке в первом часу и сказал, что вынужден немного задержаться — у меня разговор со следователем, нужно разобраться в кое-каких деталях, ложись спать…
Я не хотел, чтобы Галка на ночь глядя помчалась на Русское подворье, и, надеюсь, мой голос звучал спокойно. Учитель внимательно меня слушали одобрительно кивал головой. За своим рабочим столом он чувствовал себя увереннее, чем у Алика в гостиной — разложил бумаги, раскрыл свой обязательный желтый блокнот, пощелкал клавишами, выводя какую-то информацию на экран компьютера.
Стул был неудобным, я устал и ничего не понимал — на самом деле ничего. То есть я знал сейчас то, чего никак не мог знать следователь, но именно потому, что он точно не мог этого знать, я не понимал, какое мне может быть предъявлено обвинение — сам Учитель однозначно заявил об этом час назад,
когда говорил Ире…
— Буду с вами откровенным, — сказал он, переведя наконец взгляд с экрана на какую-то точку намоем лбу. Должно быть, у меня на лбу было написано: убийца. С чего бы еще… — Я с интересом выслушал ваши версии. Даже подыграл с учетом всего, что мне удалось узнать и понять о вас и вашем приятеле. Есть, однако, одно обстоятельство, о котором вы знать не могли. Точнее, метод. Наши эксперты начали применять его совсем недавно, но результаты он дает отличные. Не хуже, чем отпечатки пальцев — я это к тому говорю, чтобы вы не стали оспаривать.
— Не понимаю… — пробормотал я.
— Видите ли, — следователь говорил с каким-то трудноуловимым смущением — то ли сомневался в собственных словах, то ли ему все-таки было стыдно: весь вечер выслушивал меня, говорил со мной, как с порядочным, а тут… — Видите ли, существует метод, названный «молекулярная метка». Коснувшись какого-нибудь предмета, человек непременно оставляет на нем частицу можно сказать, самого себя. Жир с пальца… Несколько молекул из-под ногтей… А когда держишь нож, то в момент удара… Долго объяснять, у вас, конечно, будет время ознакомиться со всеми деталями, и вы убедитесь… у вас же высшее образование… Физика, да? Тем более! Я хочу сказать, что эксперты обнаружили молекулы, которые можно назвать вашими, вокруг раны на… вы понимаете… и в крови… там было немного
запекшейся крови и…
— Я прикасался, да. — Что-то следователь то ли недоговаривал, то ли, наоборот, говорил слишком много. Новый метод… Клетки, молекулы… Как можно по каким-то молекулам идентифицировать конкретного человека? По ДНК — да, возможно, но для этого нужно взять у меня пробу, а этого сделано уж точно нё было. Чего он вообще хотел от меня в первом часу ночи? — Я прикасался, — повторил я, — потому что, когда увидел Алика… Господи, это было естественное движение! Вы что же, хотели, чтобы я оставил его лежать и даже не попытался…
