Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара
— Да, я передумал и решил на денек задержаться, — проговорил он. — Потратил немного времени на изучение пятого уровня, который ты называешь Распределителем. В моем мире уже тысячи лет ведутся споры о природе этого уголка вселенной. Случались в истории и кровопролития, вроде Крестового похода, в результате которых не один миллион спящих трифарцев приобрел черную форму и ясность понимания, а, может, был отправлен в какой-нибудь из карманов. Само собой, я не стал знатоком этого уровня, но кое-что, во всяком случае, себе уяснил: я — спящий трифарец, как и шесть миллиардов других землян, и, если мне доведется умереть естественным путем, то я уже в меньшей степени удивлюсь, обнаружив себя в черном костюме на одной из улиц Киева.
Она сделала большие глаза, вздохнула.
— Эти люди, которые становятся мертвецами, бывают очень несчастны. Раньше я пыталась завести среди них знакомых, хотела узнать побольше о том месте, откуда они пришли, но все они были такие беспокойные, и каждый из них через несколько дней исчезал.
— Что ты хочешь знать о том месте?..
Она пожала плечами.
— Всё. Это единственный мир, куда я не могу проникнуть.
— А сколько в общей сложности миров?
Она посмотрела пытливо и настороженно, этот взгляд ему был знаком. Так смотрела она перед тем, как в прошлый раз исчезнуть в пустоте.
— Ты не можешь пока этого понять.
Кажется, она говорила искренне.
— А когда я смогу это понять?
— Когда мой сад увидишь.
Опять — ни тени лукавства. Расин сделал серьезное лицо.
— Я не турист и путешествую не ради экскурсий. Верю в то, что сад твой интересен, но цель, ради которой я двигаюсь вглубь уровней, слишком значительна, и я не могу терять много времени.
— Уровни… — она посмотрела в пустоту. — Я уже слышала это слово. Кажется, так говорят проводники и те, кого они с собой привели. Люди, которые здесь работают. — Доэ сделала неопределенный жест рукой. — Но ведь они так мало знают! К твоему сведению, это, — она обратила ладони к небу и развела руками, — самый глубокий уровень! Все, что глубже, уровнями назвать нельзя. Там все по-другому.
Взгляд Вадима стал сосредоточен, он спрашивал: кто ты, Доэ?
Девушка задрала нос.
— Как далеко ты хочешь забраться?
Расин не знал.
— Могу тебя кое в чем натаскать, Вадим. Если прислушаешься к моим словам, тебя ждет меньше ошибок впереди.
Вдруг она подхватилась со скамейки, выпрямилась.
— Топай за мной.
Глава 20
Ее хрупкая фигурка колыхалась впереди, как огонек свечки, и он никак не мог её догнать. Расин вспомнил, что, спускаясь по лестнице, часть расстояния преодолел в один миг. Он попробовал сделать летящий прыжок — такой, какие делал, будучи в Трифаре, но ничего не вышло.
Кто ты? — хотел спросить Вадим, когда они остановились посреди проезда между корпусами номер один и номер четыре для того, чтобы Доэ перевязала шнурок. Впрочем, Расин не рассчитывал получить ответ, который мог бы его удовлетворить, потому и не задал вопрос вслух. «Я — это я», — вот, собственно, что ожидал он услышать, ведь многие девушки в его жизни говорили именно так.
Они дошли до бульвара Перова, и тогда Вадиму стало ясно, что все это время Доэ напряженно думала над ответом на этот неизреченный вопрос. Резко развернувшись, она проговорила:
— Какая-то часть меня живет там, в мире, откуда ты пришел. Возможно, это очень болезненная часть, неспособная понимать то, что её окружает.
— Ты хочешь сказать, что твое тело все-таки находится в мире… твердой материи, а сознанием своим ты пребываешь здесь?!
Она с улыбкой кивнула.
— Но ты хоть когда-нибудь была на поверхности?! Ты помнишь ее?
— С самого детства я жила в трех разных мирах — Трифаре, Парафаре и Инфаре. В Парафаре — мире Восточного Кармана — улыбастики ходят в белом, а в Инфаре — мире Западного Кармана — в черном. Ты там был?
— Если и был, то ничего не видел.
— Ясно… Есть ещё Эфар, в него я, во всяком случае, могу заглядывать, как сейчас заглядываю в Трифар, — она ткнула пальцем поочередно в несколько направлений, видимо, указывая на бредущих Спящих или красных контролеров. — Я вижу их, но знаю, что ты не видишь.
Они вышли на середину дороги и повернули направо.
— А родители?.. Ты знала их?
— Мне даже трудно представить, что это такое… Хотя смысл слов «мама» и «папа» я могу пояснить.
Только сейчас Вадим заметил, что сленг, на котором прежде говорила Доэ, куда-то пропал.
— Ты встречала подобных себе?!
— Нет, но видела похожих на меня. Слышал когда-нибудь такое слово — «Кантарат»?
— Нет, — покачал головой Расин. — Но, кажется, я знаю, о чем ты. Пиликин упоминал Кантарат.
— Кто?
— Неважно. Сейчас этот парень на поверхности. И что насчет Кантарата?
— В нем есть минимум два человека, способных летать быстро и далеко.
— Ты знаешь, где находится Кантарат?
Она кивнула.
— А те люди, что там работают, знают о тебе?
— Не думаю.
— С какого возраста ты помнишь себя?
— Я не знаю, как измерять возраст.
— Это тело… Ты его тоже создала, как и воду, как и тот черный костюм, о котором ты рассказывала?
— Наверно, — она пожала плечами.
— Прослушай… Ты провела всю жизнь, путешествуя по различным измерениям, а весь твой жизненный опыт и знания получены в полусонной толпе обитателей Трифара! — он не мог сдержать изумления. — Выходит…
— Выходит, я — что-то среднее между спящим и мертвым, — заключила она. — То есть, сумасшедшая! Это слово удалось выковырять из их голов. По-моему, оно подходит больше всего. Правда, я не совсем его понимаю. Если не исчезнешь, как в прошлый раз и как исчезают мертвые, расскажешь об этом?
Вадиму казалось, что девушка не идет рядом, а парит в нескольких километрах от него, потому приходилось все время кричать.
Доэ, отвечая, каждый раз одаривала его улыбкой. Ответы она давала легко. Как видно, неопределенность существования, сиротство и отсутствие постоянных друзей совсем её не тяготили. И все же чувствовалось: девушка рада новому знакомству. Она напоминала ему заскучавшее дома дитя, к которому неожиданно явился ровесник.
Но для ребенка она знала слишком много.
— Доэ.
— Да?
— Что это за Неведомое Нечто, которое выдернуло меня из прежней жизни и привело сюда?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Может, кто-то зовет тебя на помощь?
По ходу их движения пятна, висящие впереди, растягивались и превращались в два-три отдельных дома, которые один за другим перетекали назад. Оборачиваясь, Расин видел, как они выстраиваются в произвольном порядке, образуя совершенно незнакомые кварталы. Это не Воскресенка, подумал он, — местность неизвестная.
