Николай Симонов - Сидоровы Центурии
Заметно нервничая, Мелисса объявила ему о том, что более между ними никакого интима не будет, разве только что он объявит Фишману, который уже десять лет ей приходится вместо сбежавшего из их семьи в неизвестном направлении отца, о том, что согласен взять ее в жены. А так как жена-еврейка в условиях советской действительности, это — лучшее средство передвижения, то он, Павлов, если, конечно, он — не полный дурак, мог бы задуматься о своем будущем.
Павлова такой поворот событий вначале немного смутил, но потом, спохватившись, он признался, что к эмиграции не готов, поскольку на его плечи легла обязанность заботы об уже немолодом, израненном на войне отце.
— Ты знаешь, какая в Израиле медицина? А какой почет ветеранам Второй мировой войны, кто воевал с фашистами? А какую они получают от государства Израиль пенсию? — перешла в наступление Мелисса.
— Я все это понимаю, — искренне сознался Павлов, — Только, вот, как же иврит? Я едва-едва английский освоил…
— Дурачок, — сказала, прижимаясь к нему своей мощной грудью Мелисса, — Там же наполовину наш советский народ…
Павлов обещал ей подумать над ее предложением, и чуть не схватился за голову, вспомнив о том, как во время их первой случки у него порвался презерватив. Не наш, не советский, а гонконгский. Данными изделиями Мелиссу в изобилии снабжал знакомый студент Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Мелиссе изделия нравились, потому что приятно пахли, были покрыты смазкой, и ей даже было невдомек, что они скроены в соответствии со среднестатистическими габаритами особей мужского пола стран Юго-Восточной Азии. Разумеется, Павлов промолчал по поводу этого казуса с непредсказуемыми последствиями и, решив, что ему следует познакомиться с Мелиссой поближе в духовном плане, предложил ей пойти с ним в вагон-ресторан и выпить шампанского. Мелисса ответила, что пошла бы с ним с удовольствием, но, вот, ее подруга Наденька создала для нее проблему на ровном месте, приревновав ее к нему.
— Ты хотела сказать: меня к тебе? — поправил ее Павлов.
— Нет, я сказала, как есть, — созналась Мелисса и густо покраснела.
— Так она, что, лесбиянка? — догадался Павлов.
— С бабами лесбиянка, с мужиками — проститутка. Если хочешь, она и тебе за 100 рублей даст. Прямо хоть сейчас. Я не обижусь, — озадачила его Мелисса.
— Проверяет меня на моральную устойчивость? Хочет выяснить жмот я или нет? — быстро соображал про себя Павлов, пытаясь подготовить симметричный ответ.
И тут ему в голову пришло очень интересное решение. Он достал из внутреннего кармана спортивной куртки партомоне, открыл его, вынул 100-рублевую купюру, протянул ее Мелиссе и попросил ее передать эти деньги Наденьке, якобы, в знак безграничного восхищения ее красотой и в обмен лишь только на один ее поцелуй. Мелисса удивленно пожала плечами, но деньги взяла, сообразив, что половину этой суммы она потом попросит Наденьку ей вернуть. Кто знает, может, даже для свадьбы пригодится. Но широким жестом Павлова, а также его благородством по отношению к ее несчастной подруге Мелисса осталась довольна. И они решили, что она вернется в купе, попытается поговорить с Наденькой по душам, а Павлов пойдет в вагон-ресторан, закажет шампанское и будет ее ждать.
V
В вагоне-ресторане было многолюдно, шумно и весело. Павлов с трудом отыскал свободное место рядом с тремя уже не молодыми женщинами, в одной из которых он опознал даму с крашеными в цвет спелого каштана волосами. Ту самую, которая вчера рассказывала о нигде не запротоколированной встрече сибирских колхозников с представителями внеземной цивилизации. Женщины возвращались из служебной командировки, были переполнены впечатлениями от столичных театров и универмагов. Они кушали какие-то салаты, пили "Ркацетели" и даже заставили Павлова пригубить чуть-чуть за "лучший город земли". Москвичей в провинции тогда еще любили.
Две официантки вагона-ресторана крутились, как белка в колесе, чтобы обслужить наплыв посетителей. Прошло не меньше 15-ти минут, пока у него приняли заказ: бутылку шампанского, маслины, сто грамм коньяка, лимон и шоколад. Прошло не меньше 15 минут, прежде чем его заказ выполнили. Но Мелисса все не шла. Павлов начал потягивать из рюмки коньяк, с облегчением в душе наблюдая за тем, как его соседки за столом завершают свой ужин. Внезапно его окликнули:
— Дима Павлов! Какими судьбами?!
Он обернулся, и с радостным изумлением опознал в обратившей на него внимание худенькой, светловолосой девушке в спортивной майке и синих джинсах свою одноклассницу Людмилу Панову. Павлов встал из-за стола и заключил ее в свои объятья. Увидев такое дело, сидевшие за столом женщины тоже встали и, улыбаясь и подмигивая ему, тепло с ним попрощались.
Людмила тут же села на освободившееся место за столиком. Павлов не видел свою одноклассницу уже много лет, знал, что она окончила институт культуры, и слышал от кого-то из одноклассников, что она работает в каком-то музыкально-педагогическом учреждении. Но все оказалось гораздо круче. Людмила рассказала, что в настоящее время она является администратором в рок-группе "Машина времени", и в данный момент вместе с художественным руководителем коллектива Андреем Макаревичем после завершения гастролей в городе Перми направляется в Новосибирск, куда ее шефа пригласили заехать, чтобы дать сольный концерт в одном очень-очень секретном НИИ. Все остальные участники рок-группы, а также инструменты и аппаратура двигались в направлении Москвы, а, вот, она и Макаревич — противоположно.
Павлов хотел предложить Людмиле шампанское, и собрался было открыть бутылку, но она отказалась, сославшись на то, что Макаревич может обидеться на нее за то, что ее долго нет, а ей надо бы, чем быстрее, тем лучше, доставить в его купе "источник вдохновения". Павлов понял, что она имеет в виду, и предложил помощь в качестве консультанта и спонсора.
— Нет, с этим у нас все в порядке, — засмеялась Людмила, — я уже отдала официантке деньги за пятизвездочный армянский коньяк. Обещали скоро принести.
И тут она неожиданно предложила:
— А пошли-ка со мной. Мы едем в СВ. Познакомлю тебя с Андреем. Мужик — классный. Выпьем, а потом, может, даже что-нибудь сыграем по старой памяти. Ой, умора, вспомнила, как ты на банджо в школьном джаз-банде наяривал!
— Эх, семь бед — один ответ! Пойдем! — согласился Павлов, а про себя подумал: Зайду на полчаса. Поболтаю с Людкой, познакомлюсь с Макаревичем, возьму автограф и отправлюсь к себе.
Макаревич с Пановой ехали в третьем вагоне. Чтобы добраться туда, Павлову, волей неволей, следовало пройти через свой вагон и мимо своего купе. Он уже про себя решил: — Если дверь в купе закрыта, пройду мимо. Если дверь открыта, зайду и сообщу Мелиссе о том, что на полчаса отлучусь. Если, конечно, не встречу ее по дороге.
