Журнал «Если» - 2007 № 07
Слезы сами наворачивались на глаза.
— Башку ему оторвать! — с ненавистью подумал Званцев о неизвестном программисте, который хотел, чтобы было как лучше, и тем самым совершил хладнокровное убийство свободного и веселого робота.
— Митрошка, а ты помнишь, как мы удирали от вулканических бомб в отпочковавшемся кратере Марсианского Олимпа? — спросил он.
— Извержение на Олимпе имело место 11 октября 2062 года, — отчеканил техноморф. — Предполагаемый объем выброшенного пепла и лавы составляет…
— Заткнись! — в бешенстве приказал Званцев. Техноморф послушно умолк.
Нет, к прежнему Митрошке возврата не было. Званцев понимал это, но никак не мог избавиться от раздражения и злости. Он уже представлял себе, что скажет руководству завода. Впрочем, в чем-то он сам был виноват. Надо было отдельно указать на недопустимость каких-либо изменений в программах Митрошки. Ощущение вины рождало тоску.
Вечер прошел напряженно.
Они с Аленой не разговаривали о Митрошке, словно оба боялись затронуть эту тему, от которой становилось плохо. Оба чувствовали себя так, словно потеряли близкого человека. Никогда раньше Званцев не думал, что может так привязаться к машине. Впрочем, был ли Митрошка машиной? Званцев ловил себя на мысли, что всегда относился к роботу как к младшему товарищу — покровительственно и с некоторой долей насмешливости. И от этого тоже было нехорошо. Словно он кого-то обидел и теперь не имеет возможности извиниться.
В постели Алена прижалась к Званцеву, и он чувствовал, как тихо и неровно бьется ее сердце, как она неровно сопит, пытаясь сдержать волнение.
— И ничего нельзя сделать? — тихо спросила Алена. — Это ужасно, Саня. Это ужасно.
И всхлипнула.
Потом она тихо уснула, а Званцев долго смотрел в темный проем окна, в который с высоты заглядывали звезды, думал о стоящем в ангаре техноморфе, и ему опять было нехорошо. Он вспомнил, как они еще в самом начале свободного программирования разглядывали в зоопарке диких зверей, и Митрошка озабоченно спрашивал:
— А пять лап у медведя бывает? А почему? Это же незаконченная симметрия. Для полной симметрии надо шесть конечностей: пять лап и голова.
— А хвост? — возражал Званцев.
— Ну, какой у него хвост? — не соглашался Митрошка. — Шесть сантиметров — это разве можно назвать конечностью?
А теперь вместо Митрошки в ангаре стоял железный придурок, с которым и поговорить не о чем. Утром Званцев встал мрачнее тучи.
— Званцев, — спросил Дом. — Митрошка не приехал?
— Нет больше Митрошки, — с трудом выдавил человек. — Есть техноморф серии ТМ порядковый номер 3628. Угробили нашего Митрошку на заводе.
— Не понял? — встревожился Дом. — Его что, на переплав пустили?
— Память ему стерли, — в сердцах вскричал Званцев. — Память, понимаешь? Превратили в железный чурбачок с энциклопедическими познаниями.
— И где он сейчас? — спокойно поинтересовался Дом.
— Где-где, — начал раздражаться Званцев. — В ангаре стоит!
— Схожу посмотрю, — сказал Дом, но никуда не пошел, а просто бросил из себя тоненький световод, и тот белесым червяком, извиваясь, пополз, вытягиваясь в сторону ангара.
— А чего ты так психуешь, Званцев? — удивился Дом. — Переживаешь, будто что-то очень нужное потерял.
— Может, и потерял, — угрюмо отозвался человек.
— Настырный он был, — напомнил Дом. — Сколько он тебя донимал?
— Да, — просиял улыбкой Званцев. — Сколько он меня донимал!
— А уж спорил — по каждому поводу.
— И без повода, — улыбаясь воспоминаниям, уточнил человек.
— И все равно ты печалишься по нему? — удивился Дом.
— Не то слово, Дом, не то слово, — согласился Званцев.
— Да не переживай ты, — Дом на секунду замолчал. — Все будет нормально.
— Ты думаешь? — не поверил Званцев.
— Человек предполагает, а робот располагает, — непонятно сказал Дом.
Из ангара медленно выплыл ТМ 3628, оглядывая мир огромными фасеточными глазами. Заметив человека, робот закричал:
— Званцев, а где цветы? Вообще-то я к ним равнодушен, но этикет встречи требует обязательных цветов. Мог бы хотя бы одуванчиков у дороги собрать.
— Митрошка! — выдохнул Званцев.
— А ты думал! — довольно сказал Дом. — Мы, еще только когда повестка на модернизацию пришла, подумали, что найдутся идиоты, которые в мозгах захотят полазить. Думаешь, зачем я у тебя блоки дополнительной памяти требовал? Мне и своей хватает. Митрошку хотел сохранить. Это у вас, людей, все по-другому, а у нас первичную запись на новую наложил и привет от старых друзей и товарищей. Думаешь, на фига я световод выбрасывал? Для перезаписи. Званцев, ты доволен?
Прежде чем человек ответил, из дома выскочила Алена и повисла на одном из верхних манипуляторов робота.
— Митрошка, ты вернулся! Теперь с тобой все нормально? — И, повернув к мужу смущенное зардевшееся лицо, потребовала: — Званцев, отвернись. Я Митрошку поцеловать хочу!
— Выдумаешь тоже — робота целовать! — сказал Званцев, послушно отворачиваясь.
Хорошо, что люди и роботы не умеют читать мысли, иначе бы Званцев сильнее жены покраснел. Такое облегчение и счастье он испытывал в этот момент, вам никогда его не понять. Впрочем, вполне может быть, что в этом случае я ошибаюсь.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
От клипера, чье серебристое стремительное тело распласталось на сером пространстве посадочной полосы, к зданию космопорта медленно двигалась платформа. Издалека было трудно разобрать и даже посчитать фигурки на ней, но Званцеву казалось, что он узнает Митрошку. Дома не было видно, и это пугало, но Званцев успокаивал себя тем, что Дом — техноморф особенный и на платформе ему делать было просто нечего.
Справа от Званцева расположилась группа телевизионщиков, и комментатор вещал в пространство перед собой:
— Мы с вами наблюдаем посадку клипера, на котором вернулся на Землю экипаж второй звездной. Как вы знаете, этот экипаж состоял из техноморфов, наиболее совершенных машин того времени, логика которых и способность принимать самостоятельные решения приближались к человеческим. Сейчас мы увидим первых обитателей Земли, покоривших межзвездное пространство вблизи. Наша компания надеется, что группе удастся взять интервью у одного из техноморфов, входивших в состав экспедиции…
Платформа приблизилась, и теперь было видно, что на ней находятся три техноморфа, один походил бы на Митрошку, если бы не странный горб на спине.
— А Митрошки не видно, — растерянно сказала Алена. — И Дома не видно.
