Левон Хачатурьянц - Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3)
Новые покровители не оставляли Шварцкопфа своими милостями во время обучения (как и отец, он прошел специальный курс инженеров-ядерщиков), а после защиты диплома позаботились о том, чтобы Клаус сразу обрел хорошую, высокооплачиваемую работу. Он поступил в НАСА, принял участие в нескольких полетах. Не без деликатного нажима со стороны Лэнгли, молодого инженера включили в экипаж «Контакта»…
Как ни был предан Шварцкопф идее американского первенства в мире, как ни нравилась ему работа на «самую романтическую» организацию кислых времен разоружения, но и его обдало холодом задание, полученное перед самым запуском. Клаус заколебался: это не ускользнуло от лица, передававшего задание. Лицо участливо спросило: что смущает столь опытного агента? Шварцкопф откровенно ответил, что боится. Слишком огромна ответственность — все-таки важнейший международный полет, — слишком громкий возникнет шум в случае неудачи; а уж им, маленьким агентом, наверняка пожертвуют, как пешкой… Лицо посулило золотые горы и внеочередное повышение в должности, намекнуло, что опасность провала операции весьма проблематична — предусмотрены самые ничтожные детали, все отклонения, даже самые маловероятные, просчитаны на компьютере, — зато отказ столь информированного сотрудника выполнить сверхсекретное задание наверняка повлечет большие неприятности… Шварцкопф в отчаянии заявил, что любые земные неприятности все же ничто в сравнении с судьбой агента, застигнутого «на горячем» в открытом космосе… там, где командир корабля и царь, и бог, и верховный судья. Тогда лицо пустило в ход последний козырь. Зная наследственную немецкую сентиментальность Клауса и его верность семейным традициям, оно напомнило об одной давней-предавней истории… Тогда в маленьком университетском городке действовало некое сообщество… пусть по-детски наивное, но воодушевленное, в общем, правильными, твердыми идеями. Среди молодых людей, входивших в эту группу, были дедушка и бабушка нынешнего астронавта. Сообществу помогали щедрые и влиятельные, хотя и неизвестные благодетели. И даже тогда, когда смелым ребятам грозила настоящая беда — судебный процесс, затеянный кучкой хлюпиков-интеллигентов, — добрая сила вмешалась, заставила юристов прикрыть дело. Среди спасенных от позора были и уважаемый покойный дед Клауса, и ныне живущая глубокая старуха бабка… А снабжала деньгами, прикрывала от всех неприятностей и в конце концов спасла от тюрьмы молодых американских нацистов как раз та самая служба, что теперь ждет, послушания от последнего в роду Шварцкопфов. Так что долг платежом красен…
Клаус был подавлен этой исторической справкой. Колебания его кончились. Он стал готовиться к выполнению задания…
В первый раз инженеру не повезло. Он не рассчитал время своего появления возле реактора, попал туда в период самого активного ядерного «горения» и, несмотря на защитный костюм, получил дозу в сто с лишним рад. Оправдаться, почему он был рядом с атомным котлом, не составило особого труда: профилактика, нужды текущего техобслуживания. Клауса жалел весь корабль: ему приносили в санотсек вкусные вещи, читали вслух: несколько раз навестил сам Панин. В те годы лечение лучевой болезни уже не представляло собой ничего особенно сложного. Не прошло и двух недель, как Шварцкопф снова приступил к выполнению своих обязанностей. И — на сей раз скрупулезно ознакомившись с графиком работы реактора — снова полез в недра корабля заниматься «профилактикой»…
Двигатель «Контакта», отнесенный весьма далеко от жилых помещений, конструктивно ничем не выделялся среди обычных, давно проверенных систем, установленных на атомных планетолетах. Отличие было только в мощности реактора и в более высокой температуре нагрева рабочего тела, что, естественно, привело к резкому увеличению удельной тяги сопел. Рабочее тело — сложный состав, в котором преобладал жидкий аммиак — насосами подавалось в камеру двигателя. Там жидкость смешивалась с газообразным ядерным горючим, нагнетавшимся с другой стороны. Достигнув критической величины, масса газа разогревалась и моментально передавала свое тепло рабочему телу. Сделанный из сверхтугоплавкого сплава, окруженный слоем тяжелой воды и коконом магнитного поля, удерживавшего ионы топлива, реактор выбрасывал струю перегретого аммиачного пара. «Контакт» строили и запускали в безвоздушном пространстве, в условиях фактической невесомости; это обстоятельство позволило прицепить к кораблю два десятка баков с рабочей жидкостью. То есть, конечно, можно было бы соорудить и одну емкость размером с добрый небоскреб; но тогда пустячный микрометеор мог лишить «Контакт» всех запасов двигательной силы…
…Проплыв вдоль темной трубы охлаждающего тракта, по которой насосы толкали жидкость к топке, Клаус медленно влетел в круглую низкую камеру, тесно уставленную множеством стальных колонн. То были центробежные форсунки, через которые рабочее тело вбрызгивалось в активную зону. Под бронированным полом (а может быть, за стеной — в невесомости такие понятия относительны) неслышно бушевал раскаленный радиоактивный вихрь. Впрочем, сейчас там царил покой — «Контакт» находился на инерционном участке полета. Красный квадрат на рукаве неуклюжего, медведеобразного белого скафандра высшей защиты, в который был одет Шварцкопф, не пылал, отмечая опасный для жизни поток частиц и квантов, а лишь едва светился в полумраке — все-таки помещение было здорово «заряжено»…
Быстро отыскав нужную «колонну» — канал запасной форсунки, которая могла быть использована только в случае порчи одной из основных, — Клаус вороватым движением отпер замок, откинул выгнутую боковую заслонку. Делом нескольких минут было снять и вытащить шнек распылителя. Массивную спираль, похожую на винт мясорубки, он сунул в приготовленный мешок. Канал был свободен. Когда он вернется в диспетчерскую, надо будет незаметно выключить эту форсунку из электросхемы — чтобы, не дай бог, если испортится какая-нибудь основная, дежурный оператор не перекинул поток именно в нее! В конце концов запасных тут восемнадцать штук, шансов на то, что одновременно откажет столько основных, попросту нет… Ну да последняя часть операции, легкая корректировка схемы, для такого специалиста, как Шварцкопф, — плевое дело. Главное предстоит сейчас… вот именно сейчас…
Здесь за ним никто и никаким образом не мог следить, и все же руки в белых рукавицах, похожих на клешни омара, заметно дрожали, когда Клаус вынимал из мешка черную полуметровую сигару и вставлял ее в освобожденный канал форсунки, толстой частью к соплу.
Глава XIV
