Песах Амнуэль - И умрем в один день…
— Нет! — воскликнул я, но любопытство взяло верх, и я сказал: — Хорошо. Покажи.
Балцано посмотрел мне в глаза, и я увидел — на этот раз глазами Лючии: мы сидим за столиком в кафе «Пингвин», едим мороженое и в который раз (семнадцатый, — подсказывает память) выясняем отношения. "Я больше не могу так", — говорю я. "А я не могу иначе", — отвечает Лючия и добавляет: "Я люблю тебя, Джу, я очень тебя люблю". "Но ты…" "Ты не понимаешь! — кричит она. — Это совсем другое! Это…" Она бросает на стол ложечку, и ложечка, энергия которой оказалась слишком большой, истончается, расплывается лужицей, тает, испаряется, через пару секунд от нее не остается ничего — только воспоминание, от которого теперь уже не избавиться.
И я понимаю, что должен именно сейчас… чтобы так же, как эта ложечка… Это я помню, конечно, и моя собственная память мешает мне сейчас наблюдать глазами Лючии, как все происходило.
Я смотрю на исчезающую ложечку и говорю: "Хотел бы и я…" Лючия еще не верит в то, что я серьезен, и шутливо заявляет: "У тебя не получится. Ты же не физик и никогда им не был. Никогда, верно?"
Она знает, чем меня поддеть. Верно. У меня нет способностей к точным наукам. В моей памяти нет такого. Если я сейчас захочу изменить профессию, это будет… этого не будет, и мы оба знаем. Жизнь бесконечна, да, но способности человека, его талант, в отличие от памяти, основанной на квантовых эффектах, далеко не беспредельны, напротив, очень ограничены, и этого не изменишь, закон природы: я такой, каков есть, каким был… и каким больше не буду.
Сейчас.
Я вижу глазами Лючии свое изменившееся лицо. Что на нем? Отчаяние. И еще… Я не могу уловить… То есть, Лючия не понимает, что же еще… Я могу подсказать, но в этом сейчас нет смысла: решимость. В тот момент я решился. "Да", — сказал я себе в ту секунду. «Да». Я сделал свой выбор.
Лючия протягивает ко мне руку, хочет положить свою ладонь на мои пальцы… и застывает. Пальцы становятся белыми, рука становится белой, как мел, лицо становится…
Почему-то, когда волновая функция выходит на экспоненциальную кривую, первым из набора параметров исчезает цвет. Физики знают, почему так происходит, я тоже знаю, потому что изучил кое-что, прежде чем… А Лючия не знает, она впервые (действительно впервые — в ее памяти нет ни одного подобного события за всю бесконечную череду лет и воплощений!) видит, как уходит человек, ей страшно, я ощущаю ее страх, и это мешает восприятию, все вокруг подергивается дымкой, приходится приложить собственное усилие, и я вижу…
Вижу, как я медленно испаряюсь, сквозь меня уже видно: вдали, в горах играют тигриные стаи, а еще дальше, на одной из вершин, приземляется одинокий путник. "Джу…" — шепчет Лючия и встает. "Не надо", — шепчет она. "Не делай этого, я люблю тебя, слышишь, я люблю только тебя, я больше никогда, как ты не понимаешь, нет, не надо, это же навсегда, навсегда, ты умрешь, ты не вернешься… Нет!"
Сейчас я исчезну совсем, и воздух опять станет прозрачным и безвкусным.
Но я не исчез. Серая, едва заметная тень легла на отдаленные предметы, а если смотреть в ультрафиолетовом диапазоне, то у тени даже остались человекоподобные очертания — странно было наблюдать, странно и страшно, не мне — Лючии, я сейчас не только видел ее глазами, но и чувствовал, как она: страшно, страшно, не уходи, пожалуйста, ты не можешь уйти, а если уйдешь…
Тогда я хочу быть с тобой. Там. И с тобой умереть. Сколько лет ты положил себе на жизнь в капле? Неужели и там ты хочешь покончить со всем быстро и решительно, и только потому, что я… Не надо, прошу тебя…
Моя тень отодвинулась и застыла, а воздух стал чуть плотнее, это Лючия почувствовала кожей, она знала, что сделать ничего невозможно, тень — всего лишь квантовый эффект, искажение вероятности, а ядро волновой функции уже переместилось в новую, только что созданную вселенную… и там…
— Я хочу досмотреть, — сказал я, потому что Джеронимо прервал демонстрацию, изображение в моих мыслях растаяло — на этот раз без остатка, сохранившись лишь в памяти, теперь уже — навсегда.
— Зачем? — невозмутимо сказал Балцано. — Это не твоя память. Попроси Лючию, и если она захочет… Впрочем, тогда пусть сама тебе все и расскажет. Когда она пришла ко мне и показала запись, я спросил… Впрочем, я и так понимал, чего она хотела. Пойти в каплю за тобой, уговорить вернуться…
— Если бы я вернулся, то целый мир… целая вселенная…
— Перестали бы существовать, да. Ну, сколько уж было таких… Плотность темной энергии резко возрастает, когда уходящий наблюдатель теряет свою энергию, часть которой использовал на создание этого мира…
— Но там… — сказал я. — Получилось не так… Я не был наблюдателем!
— Ты слишком торопился уйти, — пожал плечами Джеронимо. — И опыта в создании капель у тебя немного, верно? Результат: ты сохранил профессию… интуитивно, да? И не захотел даже самому себе признаться в том, что несешь теперь ответственность за жизни и смерти миллиардов людей… и животных… и прочих тварей… и планет… и звезд… и галактик… и черных дыр…
— Хватит! — воскликнул я. — Вот так же и Вериано перечислял, уходя…
— Ты не умеешь создавать полностью детерминированные капли, Джузеппе. Для того, чтобы наверняка покончить с собой, тоже нужно быть специалистом. Тренировки, да. Нужно множество раз тренироваться… а ты захотел сразу. Естественно, у тебя не получилось. Ты бы знал об этом, если бы…
— Меня никогда не интересовала космология, — пробормотал я. — Мне казалось, что достаточно уйти в каплю…
— Это целая наука, — покачал головой Балцано. — Я с этим сталкивался в работе, ты — нет.
— Понимаю, — пробормотал я. — Вериано был изнанкой моей же личности… потому он и пришел ко мне, когда… И этот Джанджакомо Гатти был… тоже был я.
— Конечно. Тот ты, которого и любила Лючия по-настоящему.
— Я ничего не понимал…
— Но ты сделал все, что мог, верно? Ты профессионал, Джузеппе, и остался им.
— А ты ловко этим воспользовался, — сказал я с неприязнью. — Ты помог Лючии.
— Успел помочь. Твоя капля эволюционировала так быстро, что была опасность не успеть.
— Когда ты…
— Хочешь знать? Лючия появилась в капле, когда тебе было восемь лет — она ведь там была на восемь лет моложе тебя, верно? И она, как и ты, — найденыш.
— Да, — сказал я. — Она могла выйти за меня, а вышла за…
— За тебя, естественно, за вторую твою суть. А потом познакомилась с Джанджакомо… тоже с тобой, но более близким ей по духу. Чем это закончилось — тебе известно.
— Если ты помогал ей… Кстати, отчего ты постоянно лазил сквозь стены?
