Станислав Лем - Непобедимый
Машина постепенно выпрямилась и снова упорно поползла вверх по склону. Он уже узнавал черноватые, похожие на заплаты, отвратительные заросли, покрывающие крутые скалы. До начала ущелья оставалось около километра. Тридцать четвертый километр…
Склон, который еще предстояло преодолеть, выглядел, как море хаотически нагроможденных развалин. Казалось, машине не удастся найти среди них дорогу. Рохан уже перестал высматривать возможные проходы, – все равно он не мог управлять маневрами вездехода. Он старался теперь не спускать глаз с окружающих бездну скал. В любой момент оттуда могла появиться туча.
– Рохан… Рохан… – услышал он вдруг. Сердце забилось сильнее. Он узнал голос Хорпаха. – Вероятно, вездеход не довезет тебя до цели. Отсюда мы не можем достаточно точно оценить наклон ската, но думаем, что тебе удастся проехать еще пять-шесть километров. Когда вездеход застрянет, пойдешь дальше пешком. Повторяю…
Хорпах еще раз передал то же самое. «Максимум сорок два-сорок три километра… Остается около семнадцати. По такой местности это самое малое четыре часа, если не больше, – мгновенно прикинул Рохан. – Но, может, они ошибаются, может, вездеход пройдет…»
Голос пропал, и снова были слышны только ритмично повторяющиеся певучие сигналы зонда. Рохан стиснул зубами мундштук маски, который при резких бросках больно натирал губы.
Солнце уже не касалось ближайшей горы, но висело еще невысоко. Он видел большие и маленькие камни, скалы, временами их холодная тень накрывала его. Машина шла теперь гораздо медленнее. Подняв глаза, Рохан увидел призрачные перистые облака, тающие в небе. Над ним горело несколько звезд. Вдруг с вездеходом произошло что-то странное. Его задняя часть осела, нос взлетел наверх, он весь дрожал, как конь, вставший на дыбы… Секунда – и он, наверное, рухнул бы, подмяв под себя Рохана, если бы тот стремительно не прыгнул в сторону. Он упал на четвереньки, почувствовав через толстые защитные перчатки и наколенники болезненный удар, его проволокло метра два по камням, наконец ему удалось задержаться. Колеса вездехода еще раз взвизгнули, и машина замерла.
– Внимание… Рохан… Ты на тридцать девятом километре. Машина дальше не пройдет. Тебе придется идти пешком. Сориентируешься по карте… Вездеход останется здесь на тот случай, если ты не сможешь вернуться иначе… Ты на пересечении координат сорок шесть и сто девяносто два…
Рохан медленно встал. Все тело у него болело, но трудными были только первые шаги, постепенно он разошелся. Он хотел как можно скорее уйти от застрявшего между двумя каменными плитами вездехода. Дойдя до высокого обелиска, он сел вынул из кармана карту и попробовал сориентироваться. Это было нелегко. Наконец он определил свое место. От верхней границы ущелья его отделял какой-нибудь километр по прямой, но нельзя было даже мечтать, что здесь удастся спуститься вниз, – склоны ущелья покрывала монолитная металлическая чаща. Поэтому он начал карабкаться наверх, все время раздумывая, не попробовать ли ему спуститься на дно ближе намеченной точки. До нее пришлось бы идти не меньше четырех часов. Даже если бы ему удалось вернуться вездеходом, все равно необходимо было рассчитывать на пятичасовой обратный путь, а сколько времени займет спуск в ущелье, не говоря уже о поисках? Неожиданно весь план показался ему лишенным крупицы здравого смысла. Он был бесполезен, этот героический жест, которым Хорпах мог успокоить собственную совесть. На какое-то время его охватила ярость – дал себя обвести, как какой-нибудь сопляк, астрогатор все так устроил… От ярости он почти не видел ничего вокруг. Постепенно Рохан успокоился. «Возвращения нет, – повторял он себе. – Попробую. Если мне не удастся спуститься, если никого не найду до трех часов, вернусь».
Часы показывали четверть восьмого. Рохан старался идти большими равномерными шагами, но не слишком быстро, так как при любых других условиях расход кислорода увеличивался. Он надел компас на запястье, чтобы не сбиться с нужного направления. Однако ему пришлось несколько раз обходить трещины с совершенно вертикальными краями. Сила тяжести на Регисе была значительно меньше, чем на Земле, это давало относительную свободу движений даже в такой тяжeлой местности. Солнце поднялось. Слух Рохана, привыкший к постоянному аккомпанементу всех тех звуков, которыми, словно защитным барьером, его окружали в прежних экспедициях машины, был теперь очень обостренным. Время от времени он слышал только ритмичное и очень ослабевшее пение зонда, зато каждый порыв ветра, рвущегося на скальных гранях, привлекал его внимание. Ему казалось, что он слышит слабое, так хорошо запомнившееся гудение. Постепенно Рохан вошел в ритм и мог спокойно размышлять, автоматически ступая с камня на камень. В кармане у него лежал шагомер, он не хотел смотреть на его шкалу слишком часто, решил, что сделает это только через час. Но не выдержал и вынул похожий на часы приборчик гораздо раньше. Он испытал болезненное разочарование: не удалось пройти и трех километров. Ему приходилось лезть слишком высоко, и это его задерживало. «Значит, не три, не четыре часа, а минимум еще шесть…» – подумал Рохан. Он вынул карту и, опустившись на колени, сориентировался еще раз. Верхний край ущелья виднелся в каких-нибудь семистах – восьмистах метрах на востоке, Рохан все время двигался более или менее параллельно его направлению. В одном месте черная чаща ущелья разделялась тонкой извивающейся полосой, вероятно, руслом высохшего ручья. Он пытался рассмотреть ее получше. Стоя на камнях, в порывах ветра, свистящего над головой, он несколько минут колебался. Еще не зная, что будет делать, он встал, машинально спрятал карту в карман и пошел перпендикулярно направлению, которого придерживался до сих пор, прямо к обрыву ущелья.
Он приближался к молчащим ободранным скалам так осторожно, как будто в любой момент под ним могла разверзнуться земля. Отвратительный страх сжимал его сердце. Но он шел, по-прежнему размахивая руками, которые казались ужасно пустыми. Вдруг он остановился и поглядел вниз, в ту сторону, где стоял «Непобедимый». Рохан не мог его увидеть, корабль находился за горизонтом, он знал об этом, но смотрел на рыжее небо, медленно заполнявшееся клубящимися облаками. Пение сигналов зонда стало таким слабым, что он не был уверен, не иллюзия ли это. Почему молчал «Непобедимый»?
«Потому что больше не о чем говорить», – ответил он сам себе. Похожие на гротескные, съеденные эрозией статуи, торчали вершины скал. Ущелье открылось перед ним, как огромная, залитая тьмой щель, солнечные лучи еще не достигали даже половины черных скал. Кое-где сквозь щетину, покрывавшую их, пробивались белые, словно известковые, иглы. Он одним взглядом охватил все огромное пространство, до самого каменного дна, лежащего на глубине полутора километров, и почувствовал себя таким нагим, таким беззащитным, что инстинктивно присел, чтобы слиться с камнями, стать одним из них. Это было бессмысленно, ему не грозило, что его увидят. То, чего он должен был бояться, не имело глаз. Лежа на слабо нагретой каменной плите, он смотрел вниз. Фотограмметрическая карта была бесполезно точной, она показывала местность с высоты птичьего полета, в соответствующем уменьшении. Нечего было и думать о спуске по узкой просеке между двумя массивами черных зарослей. Для этого понадобилось бы, по меньшей мере, метров сто троса, и все равно еще потребовались бы какие-нибудь крюки, молоток, а у него ничего такого не было, он не готовился к скалолазанью. Сначала этот узкий желобок спускался довольно плавно, дальше он обрывался, исчезал с глаз нависшим горбом лавы и появлялся далеко внизу, едва видный сквозь синеватую завесу воздуха. Ему в голову пришла идиотская мысль, что, если бы он имел парашют…
