Борис Пшеничный - Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
АСУ сменил мелодию, засвистал выходной марш из «Аиды». Встречайте, мол, вашего пропавшего. Точно, показался Валентин. Вид не такой бодрый, как у АСУ, но тоже, можно понять, в настроении. Лицо красное, распаренное. Бедняжка взмок под ящиками.
Малов прячет, не успев проглотить, часы. «Опоздание — час десять. Чтобы в первый и последний раз. И по одному не ходить. Ушли двое — возвращаться в том же составе. Категорически». К вечеру, наверняка, появятся приказ и инструкция.
* * *
Лариса мучается какой-то тайной, ждет не дождется, когда уляжемся, чтобы вышептать. Тайны — только шепотом, в шепоте — всегда тайна. Я догадываюсь: опять что-то о Валентине. Он ходил к реке, таскал воду на кухню. Она перехватила на полпути, заговорила. У него вены на руках вздулись, пока решился поставить ведра. Откуда ему знать, что встреча с Ларисой короткой не бывает… Ну, давай выкладывай, что там у тебя, я слушаю.
Ого, действительно новость! Такого у нас еще не было. Дословно Ларису не перескажешь, не хватит бумаги. Она ему расписала, как мы их ждали к обеду, думали уже, не случилось ли что. Ну, он ей и выложил: задержались, потому что выясняли отношения. Словом, между ним и АСУ состоялся мужской разговор. Обошлось без тяжких телесных повреждений: синяки, возможно, будут.
Лариса возбуждена, будто сама дралась. «Ты только никому, слышишь, он это одной мне, не для передачи. До Малова дойдет — такое будет…»
Есть над чем поразмыслить. Он что — задира? Вряд ли. Это АСУ его подогрел, с тем разговаривать можно только так — на кулаках. Но зачем было распинаться перед Ларисой? Не по-мужски как-то. Вот уж не думала, что он трепло. Или оттого, что урод? Спрошу у Эдуарда Павловича.
23
Следователь. К этому мы еще вернемся, Аркадий Степанович. Что вы все-таки имели против Полосова?
Ухов. Перекреститесь! Кто вам такое наплел? Я к нему не против, а за. Из всей нашей шатии, если кто и был стоящий, так это он.
Следователь. Тем не менее в разговоре с ним вы выражений не выбирали.
Ухов. Ну и что? Кто он такой, чтобы стесняться? Говорил, что думал.
Следователь. Но думали не очень-то лестно.
Ухов. А, бросьте! Лестно — не лестно… Чушь собачья. Думаю я всегда одинаково. Вижу, человек начинает из себя кого-то корчить, так и говорю: не корчь, не будь кокетом.
Следователь. Сильно, однако. Можно понять как оскорбление. Есть же другие слова, не обязательно «кокет».
Ухов. Это для ясности, чтобы не сомневался. Скажешь вяло, еще не так поймет, решит, что я его недостаточно хорошо вижу.
Следователь. Что произошло между вами в первый совместный выход на ледник? Вы тогда опоздали к обеду. Вспомните, было это, кажется, пятого июня.
Ухов. Возможно, и пятого. Мусора в голове не держу.
Следователь. Из-за чего вы повздорили? И кто начал — он или вы?
Ухов. Зачем вам все это? Его уже нет, свидетелей не было. Что бы я сейчас ни наговорил, останется в области сплетен. Проверить не сможете, к делу не подошьете. Кстати, откуда вам известно?
Следователь. У вас синяк появился под ухом, все заметили. Полосов рассказал Ларисе Мальцевой, в тот же день.
Ухов. Нет, не мог он, не такой уж он сволота… И что, бахвалился? Вот, мол, какой я герой, ему в ухо съездил?
Следователь. Не бахвалился, просто сказал, что вы повздорили, сцепились.
Ухов. Жаль, что я тогда не знал. Я бы научил его держать язык за зубами. А вы говорите «нелестно думал». Таких к ногтю надо. Я, между прочим, сразу его на мушку взял.
Следователь. Как же так — только что сказали: из всех был самый стоящий?
Ухов. Диалектика. Гада тоже уважать можно. Но он не гад. Он вообще черт-те что, выродок какой-то. Я только глянул на него — у меня вот здесь так и засосало. Ну, думаю, паря, ты у меня покрутишься, я из тебя выбью. Сам не знаю, что собирался выбить, не спрашивайте. Себя испугался — откуда у меня такое. И не злоба, не ненависть, без названия-нечто слепое, пещерное, утробное. Не терплю — и все! Он ко мне, чувствую, так же — готов в глотку вцепиться. Мы ведь, когда оставались одни, ближе пяти шагов друг к другу не подходили, все время на дистанции. Как на дуэли, еще шаг — и выстрел… К концу сезона я уже стал подумывать, не убраться ли из лагеря, от греха подальше. Заявление даже написал, до того подперло. Все могло случиться. Подкараулил бы где-нибудь на тропе… Или он меня.
Следователь. Для вас это было бы самое лучшее — уехать. Тогда, возможно, мы и не встретились бы здесь. А сейчас обстоятельства против вас. Полосов исчез, вы в тот день не пошли на объект, нарушили график, и вас видели вместе буквально за полчаса…
24
Из дневника И. К. Монастырской
Пишу вчерашним числом… Надо бы о нем, а я о Малове. Что бы мы делали без его душеспасительных бесед. Солнце бы не всходило, трава бы не росла. Целую неделю колом в голове тогда-то и во столько-то надо быть. Сегодня пятница, мой день. И его. Наши фамилии на маловском графике рядом. Знамение? Он с семи, я следом.
Он уже там, вошел минута в минуту. Знает, чем начальству угодить. А я из принципа опоздаю. У меня часы отстают.
Наш табор словно вымер. Только Лариса под кухонным навесом суетится, гремит посудой. Дежурит. Я с ней с утра двух слов не сказала. Она свое возьмет, отыграется перед сном… В соседней палатке возня. Наверняка, режутся в карты. Не боятся, черти, знают: Малов не заглянет, занят. Еще в городе, на общем собрании, строжайший запрет — ни карт, ни вина, ни женщин. Малов: «Гусарские замашки, у кого они есть, оставьте дома. Категорически». Встречный вопрос: «А цыгане будут?» Мы сами — цыгане.
Картежники заспорили. АСУ выигрывает или проигрывает? Синяк его красит. Если бы под глазом, было бы совсем хорошо. После обеда отобрал у меня микроскоп, общался со своими амебами. Самая ему компания!
Вспомнился вчерашний сон: кто-то меня сзади щекочет, оборачиваюсь — никого. Жуть!
Кажется, пора. Валентин от Малова — рысцой к реке. Отдышаться, голову остудить. Полог палатки откидывается, Малов высматривает меня. Иду, иду, на моих отстающих еще минута в запасе.
Разговор обо всем. Самочувствие, работа, быт, мозоли, дисциплина, что можно, чего нельзя. Неинтересно. А вот это интересно. «Как вам товарищ Полосов?» Брякнул без всякого перехода. Никак, говорю, а что? «Жаловался, на вас жаловался. Держитесь вы высокомерно, замечать не хотите. Нельзя так. Он, к вашему сведению, тоже наукой занимается, диссертацию пишет, скоро кандидатом будет». Врет. Не мог Валентин на меня бочку катить, тем более перед ним. Наверняка было так: Малов замечает, что между нами какая-то кошка, и стал из него жилы тянуть: почему, в чем дело, мы здесь одна семья, жить надо дружно. В ответ тот промямлил что-нибудь неопределенное: я, мол, не против, всей душой, если, конечно, она… А теперь Малов несет отсебятину. «Коллег следует уважать, Ирина Константиновна. На взаимном уважении коллектив держится». Выходит, я ведьма. А про коллектив надо запомнить. Очередной маловский афоризм. К отвальному дню, не поленюсь, изображу на ватмане — и гвоздями на доску, поверх всех приказов.
