Георгий Гуревич - Рождение шестого океана
— Что это мы идем долго? — заметил, наконец, Дасья.
— Через главный вход нельзя. Там толпа.
— Толпа? Почему?
— А кто знает? Орут что попало. Базарная чернь! — ответил стражник высокомерно.
Дасья не любил крикливой уличной толпы. Он жил для будущего Джанджаристана — образованного и чисто умытого. В другой раз профессор обошел бы сборище стороной. Но сегодня, выйдя из боковой калитки тюрьмы, он все же присоединился к толпе, пахнущей луком и потом. Люди стояли плотной стеной у ворот. Слабый голос начальника тюрьмы захлебывался в грозном гуле.
— Выдайте его, и мы уйдем! кричали люди.
— Кого выдать, кого? —- спрашивал профессор, близоруко оглядываясь.
Соседи недружелюбно косились на Дасью.
— Кого, кого? — передразнил его ремесленник с закопченным лицом, наверное, кузнец. — Убийцу нашего Унгры. Богачи прячут его в тюрьме, чтобы увезти тайком.
— Богачи сами убили Унгру, проклятые спекулянты! Президент хотел, чтобы хлеба хватило всем, — добавил тощий старик, голый до пояса.
— Им джаны дороже людей!
— Им обезьяны дороже!
— Выдайте его.., и мы уйдем!
Толстая румяная торговка с корзиной помидор накинулась на Дасью:
— А ты что выспрашиваешь? Убирайся пока цел, шпион!
Она замахнулась, профессор попятился. Кто-то сунул ему кулаком в бок. Кто-то размазал по лицу помидор. Дасью спас университетский значок на тюрбане.
— Не хулиганьте! Это учитель. Они ничего там не знают в своих школах, — крикнул кто-то над его ухом. И профессор выбрался из толпы, помятый, но... благодарный.
Он был благодарен за то, что ему вернули уверенность тумаками. Народ стоял за Унгру, за новшества и даже за уничтожение мартышек. Он, Дасья, в своем кабинете правильнее понимал нужды народа, чем сын крестьянина Дхаттабубия со всей его надрывной любовью к сохнущим пальмам. Заблудился, разошелся с народом ученик жрецов. Кто сбил его с пути?
Есть древнее юридическое правило — ищи, кому выгодно! Толпа обвиняет хлебных спекулянтов. Не спекулянты ли подослали того человека со сломанным носом? Сломанный нос! Может быть, правильнее — курносый! Но жители Джанджаристана все горбоносые, курносым мог быть только европеец. Ищи, кому выгодно!
И, добравшись до парламента, Дасья первым долгом позвонил по телефону следователю Хитсари:
— Поищите человека со сломанным или курносым носом в архивах колониальной полиции. Такого, кто бы безупречно говорил по-джарийски и мог выдать себя за уроженца страны. Вы же понимаете, что за европейцем преступник не пошел бы.
— Слушаюсь, — оказал следователь, не слишком довольный тем, что посторонний дает ему правильный совет.
— И выйдите на балкон, скажите толпе правду, — продолжал Дасья. — Скажите, что преступник еще не выдал сообщников и убить его — это значит спасти главных виновников.
— Слушаюсь!
4День этот был полон контрастов.
Ненавидящие глаза преступника, коридоры с галдящими воришками, разгневанная толпа, готовая к расправе, а после этого зал заседаний, где хорошо одетые люди, вежливо, не перебивая, слушают друг друга.
Когда Дасья вошел в зал, Чария зачитывал декларацию. Профессор сел на низкий диван, поджал под себя ноги, закурил трубку с длиннющим чубуком. Душистый табак помог прийти в себя и сосредоточиться.
«Правительство будет продолжать работу в области народного благосостояния и просвещения, — читал Чария. — С этой целью будут открыты новые школы для сельских учителей, жрецов и фельдшеров... »
Дасья кивнул головой. Хорошо, что есть параграф о просвещении. Еще лучше, чтобы было указано точно — сколько школ и в какие сроки откроют...
Чария перевел дух, отер лоб и продолжал читать: «Уважая обычаи и нравы народа, правительство будет воздерживаться от неосторожных мер, могущих оскорбить достоинство жителей, их верования и привычки... ».
Начальник полиции кивнул, кивнул командующий армией, ордена звякнули на его груди, жрец наклонил свою золотую корону, радужный зайчик соскользнул с подоконника.
— Нет, позвольте.! —профессор вскочил с диванчика. — Что значит — уважать достоинство и верования? Мартышек мы будем уничтожать?
Чария уклонился от ответа:
— Стоит ли тратить время на мелкие детали? Мы пишем о принципах.
— Это принципиальный вопрос. Боремся мы С голодом или нет? Следуем за Унгрой или нет?
— Народ раздражен и взволнован, — сказал начальник полиции, — надо отложить опасные эксперименты.
— Народ не готов к реформам. Он не одобряет крайностей покойного президента, — добавил Чария. — Могу вам сообщить не для огласки, что убийца из крестьян, простолюдин.
А жрец изрек:
— Унгру осудило небо. Молния не испепелила убийцу, и рука его не отсохла. Значит, такова воля богов.
— Я возражаю категорически! —закричал Дасья. — Я не подпишу декларации, если она отменяет путь Унгры. Я не войду в правительство, представляющее интересы обезьян...
— Ну стоит ли так волноваться, — сказал Чария примирительно. — В свое время мы это обсудим, не торопясь...
Дасья хлопнул дверью.
Нет, не придется ему мирно заниматься развитием физики под руководством этого энергичного и предусмотрительного Чарии. Нет, не сумел он усидеть вместе со жрецами и князьями, покуривая трубку...
5Кажется, много ли народу было на заседании. И протоколы как будто хранились в закрытом сейфе. Но на другой день во всех газетах, кроме правительственной, появились статьи о Дасье:
«Дасья не войдет в кабинет! »
«Красный профессор не сумел развалить правительство! »
«Дасья изменил святому делу Унгры! »
«Взрыв самолюбия или подрывная деятельность? »
«Дасья — тайный агент красных! »
Последняя статья изобиловала грязными намеками: где был Дасья, когда убили Унгру? На радиостанции, ждал известий из Советского Союза. Известия будто бы о кругосветном полете. Но среди них могли быть шифрованные инструкции. Газета весьма прозрачно намекала, что Дасья знал об убийстве президента (если не сам организовал его) и получал указания из Советского Союза, как ему действовать дальше.
«Вот бы показать эту статью убийце, — подумал профессор с горечью. — Оказывается, Дхаттабубия хотел задушить своего сообщника! »
Но эта клевета предназначалась для внутреннего употребления. Буржуазные газеты на Западе писали в ином тоне, не скрывая своего удовлетворения:
«Джанджаристан переходит на сторону западного мира».
«Крайний левый Дасья изолирован. Путь к свободе открыт! »
«Самопожертвование во имя культуры и цивилизации» (в этой статье убийца изображался как поборник прогресса, почти герой).
