Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Иешуа поморщился, но продолжал щупать опухшую ступню. Наконец, опустил аккуратно на землю, прикрыл краем плаща. Обернувшись к Петру, попросил:
— Принеси, пожалуйста, воды. Чистой.
Ну разумеется. Вода — универсальное лекарство… Петр прошел в дом за водой, попутно заглянув в комнату, где находились его вещи. В том числе та самая сума странника, невзрачная, серая, сшитая из грубой кожи. В потайном ее кармашке лежала обойма ампул с разноцветными бирками, одну из которых Петр и прихватил с собой. Взяв не слишком большой кувшин с родниковой водой, он вытащил из горлышка деревянную пробку и, сломав ампулу, влил ее содержимое в воду. Закупорил кувшин, прихватил глиняную чашу, вынес все Иешуа.
«Доктор» по-прежнему сидел у ног Хаима на корточках, скрестив руки.
— Давай приподнимем его и дадим напиться — видишь, какие у него потрескавшиеся губы? — Мастер кивнул на бледное лицо больного.
Иешуа не возражал. Вдвоем кое-как напоили из чашки молодого человека, пролив изрядную долго воды мимо. Попив, Хаим едва-едва улыбнулся, не открывая глаз, — пусть едва-едва, зато верный признак облегчения хотя бы одной из мук жажды.
— Теперь дай мне кувшин. — Иешуа требовательно вытянул руку. — Дай кувшин, дальше я — сам.
— Пожалуйста. — Петр пожал плечами. — Посмотреть-то мне можно?
Ответа не последовало. Иешуа был занят. Он принес длинный кусок ткани, смочил его водой и повязал на ступню юноше. После этого обхватил забинтованную ногу ладонями, закрыл глаза и посидел так несколько минут.
Петр молча наблюдал. Просили не мешать — не мешаю. Тем более что тут ни помочь, ни помешать не получится. Все уже предрешено…
Иешуа резко встал, прихватил кувшин с остатками воды, взглянул на Петра. Довольно улыбался.
— Все с ним будет хорошо. Полей мне на руки, пожалуйста.
— Конечно.
Обеззаразить руки после того, как ты поковырялся в гнойной ране, кишащей болезнетворными бактериями, — здравый поступок. Тем более что водичка-то теперь волшебная — с примесью такого снадобья, которого ни в одной аптеке Земли двадцать второго века не сыщешь, — собственная разработка химотдела Технической Службы — «УПБМ». «Универсальный подавитель чего-то там». — Петр не помнил, как расшифровываются буквы «Б» и «М», но прекрасно знал, что одна такая ампулка способна творить настоящие чудеса, этот Хаим уже через пару дней ходить начнет, а еще через неделю — бегать и танцевать. Было бы с кем.
Мастер тоже был доволен собой. Он любил, когда ситуация не выходила из-под его контроля.
Закончив с омовением рук, Петр и Иешуа прошли в дом, где трапезничали отец Хаима и его спутник. Завидя вошедших, Рувим вскочил и взволнованно спросил у обоих:
— Ну что?
Петр наконец решил внести конкретику. Показав на Иешуа, он торжественно произнес:
— Машиах, в которого вы столь справедливо верите, сделал все, как нужно. Правда, Иешуа?
— Правда, — просто ответил Иешуа. Ему явно не понравился возвышенный тон Петра. Тем более что он уловил скрытую в его словах иронию.
— Я же говорил, что Хаим поправится! Я верил, верил!.. — Оставив еду, Рувим выбежал на улицу.
Иешуа и Петр, напротив, сели за стол. Мария поставила перед ними по миске с горячим чечевичным супом. Молчаливый спутник Рувима как ни в чем не бывало продолжал с наслаждением наворачивать похлебку — похоже, здоровье Хаима его не сильно заботило.
В комнату вернулся радостный Рувим и с грохотом пал ниц перед Иешуа. С грохотом — потому что на колени. Как бы мениски не выбил: Петр вправлять их не умел.
— Спасибо, Равви!
Петр быстро взглянул на Иешуа: было любопытно, как тот отреагирует на лежащего в его ногах благодарного человека — не смутится ли? Ничего подобного. Иешуа лишь приподнял бровь, посмотрел коротко, не переставая черпать ложкой похлебку.
Рувим заплакал:
— Равви! Ты спас моего сына! Равви! Как мне тебя благодарить? Вот, у меня есть… — Мужчина завозился, не вставая с колен, пытаясь достать что-то из складок одежды, но Иешуа остановил его:
— Не надо ничего. Лучшей благодарностью мне будет твоя вера в меня. Хорошо?
Рувим заплаканными глазами смотрел на Иешуа и, улыбаясь, кивал:
— Да, не сомневайся!
— И еще, — продолжил Иешуа, — никому пока не говори, что здесь произошло. Ты понял меня?
Иешуа переспрашивал, потому что безудержно ликующий Рувим не казался особо вменяемым. Он улыбался, по его лицу текли слезы, он часто и мелко кивал головой и громко всхлипывал.
Петр с сочувствием глядел на все это, думал: чего ж это он так рьяно благодарит Иешуа, если Хаим как лежал лежнем на улице, так и лежит, а первые признаки выздоровления появятся только через двадцать четыре часа? Если бы удалось сделать ему нормальную инъекцию, то тогда парень ожил бы уже к вечеру, а так — через сутки, не раньше. Верит, видать, папа Рувим в чудесное исцеление сына волшебником из Назарета.
Безымянный тем временем отложил пустую миску, хлопнул себя обеими руками по животу и громко произнес:
— Ну, раз дело сделано, нам пора отправляться назад. Поднялся, подошел к Рувиму, потянул за одежду: поднимайся, мол, пошли. Слегка поклонился Иешуа и Марии:
— Спасибо вам за все…
Рувим посеменил за ним, по-прежнему бормоча маловнятные благодарности.
Деловой мужик, подумал о его спутнике Петр. Интересно, на предстоящем пути, сотканном почти сплошь из чудес и волшебства, часто ли будут попадаться такие вот непробиваемые персонажи? Чудо? Хорошо! Мертвый воскрес? Замечательно! Пойдем — поедим… А может, к чуду так и надо относиться — по-потребительски, буднично?
Петр вышел из дома. Иешуа встал рядом. Впереди, метрах в трехстах уже, брели трое. Именно так — брели. Никто никого не нес. Лишь двое старших легонько поддерживали третьего, который пока неуверенно, но вполне самостоятельно передвигал ноги. И было предельно ясно: он дойдет…
— Почему ты ему запретил говорить об излечении сына? — поинтересовался Петр.
— Чтобы он немедленно всем об этом рассказал, — усмехнулся Иешуа. — Народ прост: чем страшнее запреты, тем слаще их нарушать…
Ну и что ж, что Петру это показалось довольно циничным? Ученик хотел известности, искал ее, а способ достижения — куда как безобиден. Маленькая хитрость…
В тот день Иешуа ни с кем почти не разговаривал — был занят своим первым ремеслом: правил лодку для одного рыбака из Капернаума. Конечно, в рыбацком городе были и свои плотники, но Иосиф, когда был жив, считался в округе самым лучшим в своем деле, и ради хорошей работы заказчики не ленились тащить на ослах, запряженных в повозки, свои прогнившие суда за тридцать с лишним километров. Или двадцать два поприща — как сказали бы здесь. Верили в то, что мастерство отца передалось по наследству сыну. Что в общем-то соответствовало действительности…
